Еврейский вопрос Ленину - Йоханан Петровский-Штерн

Ленин у Солоухина, как и его еврейские сотоварищи Ярославский и Троцкий, чудовищный лгун, манипулировавший фактами в зависимости от мгновенной политической выгоды. Русская революция, этот всепоглощающий обман, вылеплена по его образу и подобию. Ленин, по Солоухину, знал, что марксизм обречен, и все-таки использовал его как средство захвата власти, единственное, что заботило его самого и его еврейских друзей. Солоухинская версия русской революции поражает простотой и изящностью: это еврейское предприятие с еврейским Лениным во главе. В довершение картины Солоухин обсуждает поэтов, которые, подобно Михаилу Светлову, воспевали беспощадный революционный террор, и подчеркивает, что все они сплошь скрытые евреи. Свою книгу Солоухин заканчивает приговором Ленину и (по умолчанию) его споспешникам. Рано или поздно Ленин и его соратники-евреи ответят за все, что они натворили, то есть — за разрушение многострадальной Руссии. Евреев, призывает Солоухин, нужно судить — как нацию.

Единомышленники Солоухина, вроде Кожинова, полагали, что он недостаточно объевреил Ленина. После распада СССР Кожинов оставил литературную критику и обратился к большим историческим темам. На этом своем новом этапе он полностью дискредитировал гуманистическое наследие Бахтина, учеником которого себя считал. Сперва Кожинов поверхностно ознакомился с некоторыми источниками по истории восточноевропейских евреев, опубликованными как в России, так и на Западе. Затем он заявил, что проанализировал роль евреев в русской революции, преследуя самое искреннее намерение оставаться непредвзятым ученым. Кожинов, похоже, хорошо понимал, как непрост вопрос о еврейских корнях Ленина. Аккуратно изложив для читателей историю семьи Бланков и подчеркнув значение русской православной культуры в воспитании Ленина, он усомнился в том, что еврейская генеалогия Ленина так уж важна для понимания русской истории.

В отличие от других авторов ультраправого толка, Кожинов писал живым выразительным языком. Ему удалось умело нейтрализовать ожидания всех тех, кто подозревал его в ксенофобских предубеждениях.[207] Кожинов высоко оценил многотрудную работу большевиков по восстановлению русской государственности и возрождению военной мощи России. Он вполне обоснованно заметил, что беспощадная жестокость и грубый террор были характерны и для Сталина, и для Бухарина, и для Рыкова, и для Троцкого, не говоря уже об НКВД и русском крестьянстве. Он отверг представление, будто террор в России был еврейским: евреи-революционеры не отличались жестокостью от остального общества. Он указал, что в 1930-е гг. Сталин привнес в социалистическую революцию русоцентризм, вытеснив левацкие интернационалистские идеи 1920-х гг., и попутно расправился с носителями этих идей. Мало того, Кожинов позволил себе заметить, что евреи сыграли в некотором смысле положительную роль в революции.[208]

По Кожинову, всякая революция нуждается в иноземцах, чужаках, годных для грязной работы.

После Февральской буржуазной революции 1917 г., которую Кожинов без обиняков называет масонской, России очень нужен был такой чужак, готовый выполнить эту работу. В результате буржуазной (читай — масонской) революции страна оказалась на краю пропасти. В октябре того же года на выручку пришли чужаки-евреи. Они затопили Россию кровью, обуздали бунтующую страну, учредили диктат террора и вымостили дорогу к власти всем тем русским деятелям, кто со временем отстроит Россию и возродит ее имперское величие.

Не без скрытого сарказма Кожинов замечает, что русским никогда бы не удалось совершить то, что сделали евреи. Проще говоря, русские не смогли бы действовать столь же безжалостно по отношению к собственному народу. А чужаки, все эти инородцы, еврейские революционеры-спасители, и хотели, и могли, поскольку Россия и русский народ для них ничего не значат. Пришедшие после 1917 г. к власти евреи были законченными циниками и лицемерами, у них не было и не могло быть никаких нравственных ценностей. Они презирали русскую культуру, попирали традиционные ценности русского народа, ничего не смыслили в русской морали и нравственности и охотно прибегали к жесточайшему насилию, защищая свою власть. Вот почему, считал Кожинов, их так много было в органах госбезопасности.

Отстаивая свои взгляды, Кожинов манипулировал в высшей степени недостоверными фактами о присутствии сотрудников еврейского происхождения в Совнаркоме, в Политбюро ЦК партии и в особенности в НКВД. Факты он заимствовал у Дикого; концепцию разработал свою. Кожинов утверждает, что для понимания больших партийных чисток следует принять во внимание, как много было евреев на высших государственных постах. В 1930-е гг. страна отвернулась от левацкого интернационализма и обратилась к исконным русским ценностям. К этому времени евреи уже сыграли свою роль в революции. В них больше не было надобности. Поэтому они с самоубийственным хладнокровием помогли убрать самих же себя с политической сцены. Большие чистки обозначили тот самый период, когда еврейские правящие элиты самоликвидировались, попеременно исполняя роль то палачей, то жертв. Иными словами, 1937 год — не сталинский террор, а еврейский. Объективная постреволюционная закономерность. Вот тогда на сцену и вышли простые русские государственные мужи и партийные функционеры и взяли власть в свои руки.[209]

Проницательный Кожинов отмечает несколько моментов. Да, в результате чисток к власти пришла новая, преимущественно русская элита. Верно, чистки знаменовали собой полный и решительный отход от интернационалистской революционной идеологии. В то же время правый поворот 1930-х гг. имел множество переменных и был вызван к жизни различными факторами, включая такие, как этнонациональный. Свести такой процесс, как чистки, исключительно к необходимости отстранить евреев от власти, как это делает Кожинов, значит унизить, огрубить и опошлить важнейший исторический момент в эволюции СССР. В результате сложнейший исторический феномен объяснялся лишь одной причиной: евреями.

Однако Кожинов не вычеркивает евреев из анналов русской истории. Наоборот, он гостеприимно привечает их — как враждебных ей пришлых инородцев. Он возрождает старые ксенофобские представления о русской истории как о столкновении мирового еврейства и русской государственности. Впрочем, у Кожинова эта тема обретает новый поворот. Будучи по природе своей злом, евреи, тем не менее, сыграли положительную роль в истории государства российского, которое аккурат в этот момент нуждалось в их презрении, ненависти и жестокости. Кожинов постулирует: евреи сыграли положительную роль в русской революции не из-за каких-то особых этнокультурных, политикоэкономических и общественно-исторических условий русско-еврейской жизни. Они выполнили грязную работу по устранению буржуазно-масонской власти, поскольку обладали особыми национальными качествами: они были безродными чужаками, народом с племенной ненавистью, русофобами, прирожденными террористами, поклонниками насилия. Ленин, по Кожинову, знал об этих природных качествах евреев и удачно пользовался ими в своих политических целях. Однако, великодушно признает Кожинов, Ленин все-таки был русским.