Еврейский вопрос Ленину - Йоханан Петровский-Штерн

Социальный дарвинист Меньшиков сравнивает евреев с бациллами, проникающими в здоровое тело русского народа. Евреи непрерывно замышляют «унизить» Россию и стравить русских. Еврей «ненавидит христиан» и вечно изыскивает, как бы им напакостить. Для этой цели евреи наводнили Россию идеями равноправия, продукта иудео-масонского заговора, подрывающего устои русской арийской нации. Более того, евреи вдохновили Менделя Бейлиса, чтобы тот совершил ритуальное убийство православного мальчика Андрюши Ющинского, таким изуверским образом воспроизводя ритуальное убийство Иисуса Христа. Не имеет значения, был Бейлис оправдан присяжными или не был: Меньшиков уверял читателей, что вся еврейская история была одним сплошным ритуальным убийством — евреи расправлялись с народами, которые приютили их на своей территории. Задолго до того, как евреи-большевики появились среди членов Политбюро коммунистической партии, Меньшиков страстно доказывал, что нет такой вещи, как русская революция, потому что революция в России исключительно еврейская. Меньшиков не сомневался, что «истинный прогресс общества возможен лишь тогда, когда действует отбор лучших» и надеялся, что русская нация, в конце концов, избавится от племени восточноевропейских евреев.[181]

Государственный старорежимный антииудаизм и подогреваемый правыми популярный антисемитизм значительно усугубляли и без того тяжелое положение еврейских масс, толкали их тысячами в объятия революции. Ведущий исследователь этого процесса справедливо замечает; что «евреев в несоразмерных количествах привлекало коммунистическое движение именно потому, что оно сулило уход от жизненных реалий отвергнутого меньшинства, отделенного этническими, религиозными и социоэкономическими ограничениями — в новый мир, где все эти ограничения будут немедленно уничтожены».[182]

После 1917 г. многие революционеры еврейского происхождения, присоединившиеся к большевикам, меньшевикам и Бунду, оказались в советском государственном аппарате на руководящих позициях. И хотя евреи на государственных постах составляли менее 1 % еврейского населения России, ультраправые увидели в этом широком представительстве евреев среди государственных и партийных вождей подтверждение своим самым худшим предчувствиям. СРН полагал, что революция 1905 г. была результатом тайного сговора международного еврейства; в свою очередь, революция 1917 г. сделала тайное явным. Устремившись в революцию, которая заменила национальность классом, в поисках общественной среды, не знающей межэтнической вражды и ненависти, большевики еврейского происхождения способствовали возрождению антисемитского мифа о еврейском засилье и дали новый стимул его распространению. Теперь ультраправые имели все законные основания кричать со всех трибун, что евреи жаждут власти и отмщения в своей извечной борьбе против христиан.

Столь жесткая реакция на обличенных властью евреев, состоящих на государственной службе, имеет историческое объяснение, которое мифоманы всех мастей, от Солженицына до Слезкина, напрочь игнорируют. Антииудейское предубеждение царизма в принципе не допускало евреев на государственную службу. В период 1790–1830-е гг. евреи служили членами городских магистратов (в 1840-е евреев с этих должностей поснимали), а в период между 1850-ми — 1917 г., всего около 150 «ученых евреев» служили советниками при губернаторах и при цензорах еврейских книг. В XIX в. городской среде широкое хождение имела поговорка «ученый еврей при дураке губернаторе», но в огромном большинстве своем население империи не знало евреев в роли государственных служащих. Ученые евреи могли выступать в роли советников при бюрократах высокого ранга, и то исключительно по еврейскому вопросу, однако евреев среди государственных деятелей в России до 1917 г. не было — ни единого.

Государство классифицировало своих подданных исключительно по религиозной принадлежности. Крещению придавали важнейший смысл: в точном соответствии с доктриной новой жизни во Христе Николай I провозгласил, что как только человек становится православным, евреем он больше не числился. Стать официальным лицом на государственной службе мог только крещеный еврей. Когда Александр Солженицын причисляет таких государственных деятелей, как Петр Шафиров и Егор Перетц (православные в третьем и втором поколении), к выдающимся евреям на государственной службе, он тем самым выдает свои расовые предубеждения, отказывает Шафирову и Перецу в подлинности их крещения и тем самым подвергает сомнению силу причастия. Поэтому его рассуждения не следует принимать всерьез.[183] Выдающийся русский востоковед Даниил Хвольсон и генерал армии Михаил Грулев, оба еврейского происхождения, получили возможность попасть на службу и продвигаться по служебной лестнице только тогда, когда они приняли официальную государственную религию, православие. Абрам Гаркави, родоначальник иудейских штудий в России, креститься отказался и так за всю жизнь и не смог стать университетским профессором. Только Леонид Пастернак, знаменитый русский художник, хотя и не крестился, но стал профессором в Академии художеств. Столетний запрет евреям служить в правительственных учреждениях и занимать государственные посты дал серьезные основания полагать, что еврей у власти — совершеннейшая аномалия.

После 1917 г. население бывшей империи — поверх политических, национальных и культурных барьеров — с растущим подозрением относится к беспрецедентно значительному числу евреев на административных и партийных постах, невзирая на их русские псевдонимы, революционную популярность, ореол революционеров-мучеников и без местечкового акцента русский язык. Для ксенофобской крестьянской массы России и антисемитской (по экономическим мотивам) городской мелкой буржуазии власть большевиков была еврейской властью, а большевики — евреями. Противостояние народа и власти, лежащее в основе русского культурного менталитета на протяжении всего XIX в., поспособствовало возникновению новой парадигмы: после 1917 г. воцарилась новая еврейская власть, угнетающая русский народ.

Не только политики ультраправого толка, но даже некоторые либералы разделяли это представление. Подытоживая свои впечатления от революционных событий 1917 г., Симон Дубнов, основоположник русско-еврейской историографии, делился своими мрачными предчувствиями: «…Нам (евреям) не забудут участия евреев-революционеров в терроре большевиков. Сподвижники Ленина: Троцкие, Зиновьевы, Урицкие и др. заслонят его самого. Позднее об этом будут говорить громко, и юдофобия во всех слоях русского общества глубоко укоренится».[184] Эмигранты позднее вспоминали поговорку, сопоставлявшую вождей революции с дореволюционными богачами-евреями: «Сахар Бродского, чай Высоцкого, Россия — Троцкого».[185] В 1925 г., через год после смерти Ленина, заслуживающий доверия очевидец, известный своей симпатией к евреям, подслушал такой разговор. В это время фильм Александра Грановского «Еврейское счастье» шел в кинотеатрах Киева. Подошедший к очереди в билетную кассу спросил, когда начнется «Еврейское счастье». «Оно началось восемь лет назад», — ответил кто-то, имея в виду приход большевиков к власти в 1917 г.