Унесенные ветром. Том 2 - Маргарет Митчелл

Но даже это не избавило Скарлетт от страха, которыйпоселился в ней с того дня, когда Тони постучал к ним в дверь, — страха,еще более панического, чем во время осады, когда она боялась, как бы в нее неугодил снаряд, — еще более панического даже, чем перед солдатами Шермана впоследние дни войны. Появление Тони в ту бурную, исхлестанную дождем ночьсловно сорвало благостные шоры с ее глаз, и она увидела, на сколь зыбкой основезиждется ее жизнь.

Глядя вокруг себя той холодной весной 1866 года, Скарлеттначала понимать, в каком положении находится она сама, да и весь Юг. Она можетизворачиваться и строить планы, она может работать, как никогда не работали еерабы, она может изощриться и преодолеть все тяготы, она может, благодаря своемуупорству, разрешить проблемы, к которым ее никак не подготовила жизнь, носколько бы она ни трудилась, какие бы жертвы ни приносила, какую бы нипроявляла изобретательность, то немногое, что она сумеет наскрести стольдорогой ценой, могут в любую минуту отобрать. И случись такое, у нее нетникаких прав, ей не к кому обратиться за возмещением убытков, кроме все тех жеидиотских судов, о которых с такой горечью говорил Тони, — военных судов сих произволом. Янки поставили Юг на колени и намерены держать его в такомсостоянии. Словно исполинская злая рука взяла и все перевернула, и те, ктокогда-то правил на Юге, стали теперь куда беззащитнее своих бывших рабов. ВДжорджии было размещено несметное множество гарнизонов, и в Атланте солдатнаходилось более чем достаточно. Командиры-янки в разных городах обладали всейполнотой власти — даже правом карать и миловать гражданских лиц, — чемянки и пользовались. Они могли — да так и поступали — засадить человека втюрьму по любой причине и даже без всякой причины вообще, отобрать у негособственность, повесить его. Они могли — да так и поступали — мучить и изводитьлюдей, выпуская противоречивые постановления о том, как надо вести дела,сколько платить слугам, что говорить на публике и в частных беседах, что писатьв газетах. Они устанавливали, как, когда и где следует выбрасывать мусор,решали, какие песни могут петь дочери и жены бывших конфедератов, так что пение«Дикси» или «Славного голубого флага» рассматривалось как преступление, почтиравное измене. Они издали указ, согласно которому почта выдавала письма лишьтем, кто подписал Железную клятву[9], а порою люди не моглиполучить свидетельство о браке, не приняв ненавистной присяги.

На газеты надели такую узду, что ни о какой публикациипротестов граждан против несправедливостей и грабежей, чинимых военными, немогло быть и речи, а если кто-то и пытался протестовать, ему затыкали рот ибросали за решетку. В тюрьмах полно было именитых граждан, сидевших там безвсякой надежды на скорый суд. Хабеас Корпус[10] и суд присяжныхбыли практически отменены. Гражданские суды, хоть и продолжали действовать длявида, действовали лишь по указке военных, которые не только имели правовмешиваться, но и действительно вмешивались в судопроизводство, так чтограждане, угодившие под арест, оказывались на милости военных властей. Асколько их было — таких арестованных! Достаточно было подозрения в том, что тынеуважительно отозвался о правительстве или что ты — член ку-клукс-клана,достаточно было негру пожаловаться на тебя, — и ты оказывался в тюрьме.Никаких доказательств, никаких свидетелей не требовалось. Раз обвинили —отвечай. А Бюро вольных людей так накалило атмосферу, что подыскать негра,готового выступить с подобным обвинением, не представляло труда.

Негры еще не получили права голоса, но Север твердо решилпредоставить им это право, как заранее решил и то, что голосовать они будут впользу Севера. А потому неграм всячески потакали.

С бывшими рабами стали теперь ужасно носиться, и наиболееникчемным дали разные посты.

К тем же, кто раньше стоял ближе к белым, относились нелучше, чем к их господам. Тысячи слуг — привилегированная часть рабов —остались у своих белых хозяев и занимались тяжелым трудом, который раньшесчитали ниже своего достоинства. Было немало и полевых рабочих, отказавшихсяуйти от хозяев, и тем не менее основная масса «ниггеров» состояла именно изних.

Во времена рабства негры, работавшие в доме и во дворе,презирали полевых рабочих, считая их существами низшей породы. Не только Эллин,но и другие хозяйки плантаций по всему Югу посылали негритят учиться, а потомотбирали наиболее способных для работы, требовавшей смекалки. В поля женаправляли тех, кто не хотел или не мог учиться. И вот теперь эти люди,стоявшие на самой низкой ступени социальной лестницы, выдвинулись на Юге впервые ряды.

Поощряемые, с одной стороны, беззастенчивыми авантюристами,захватившими в свои руки Бюро вольных людей, а с другой — подстрекаемыесеверянами, поистине фанатически ненавидевшими южан, бывшие полевые рабочиенеожиданно почувствовали, что могут делать что хотят. И естественно, повели онисебя так, как и следовало ожидать.

К чести негров, даже наименее развитых, надо сказать, чтолишь немногие действовали по злому умыслу. Но в массе своей они были как дети,а вековая привычка слушаться приказаний приводила к тому, что их легко былотолкнуть на что угодно. В прошлом им приказывали белые господа. Теперь у нихпоявились новые властители — Бюро вольных людей и «саквояжники», которые имвнушали: «Ты не хуже любого белого — значит, и веди себя соответственно. Дадуттебе бюллетень республиканской партии, опустишь его в избирательную урну исразу получишь собственность белого человека. Считай, что она уже твоя. Вот ибери ее!» Сбитые с толку такими речами, они воспринимали свободу какнескончаемый пикник, каждодневное пиршество, карнавал. Негры из сельскихместностей устремились в города, поля остались без работников — убирать урожайбыло некому. Атланту наводнили негры — они прибывали сотнями, пополняя кланзараженных опасными настроениями, которые возникали под влиянием новых теорий.Пришельцы ютились в убогих домишках, в страшной тесноте, и скоро среди нихначались эпидемии: ветрянка, тиф, туберкулез. Привыкшие к тому, что во времяболезни хозяева заботились о них, они не умели ни сами лечиться, ни лечитьсвоих близких. Не привыкли они заботиться и о стариках и детях, о которыхраньше тоже пеклись хозяева. Бюро же вольных людей главным образом занималосьполитикой и никак не участвовало в решении всех этих проблем.

И вот заброшенные родителями негритянские детишки бегали погороду, как испуганные зверьки, пока кто-нибудь из белых, сжалившись, не бралих к себе на кухню. Старики, предоставленные самим себе, растерянные,испуганные городской сутолокой, сидели прямо на тротуарах, взывая к проходившиммимо женщинам: «Хозяюшка, мэм, пожалуйста, напишите моему господину в графствоФейетт, что я туточки. А уж он приедет и заберет меня, старика, к себе. Радигоспода бога, а то ведь я тут ума решусь, на этой свободе!» Бюро вольных людей,захлестнутое хлынувшим в город потоком, слишком поздно поняло свою ошибку и сталоуговаривать негров ехать назад к бывшим хозяевам. Неграм говорили, чтотеперь-де они могут вернуться как вольнонаемные рабочие и подписать контракт, вкотором будет оговорен их дневной заработок. Старые негры охотно возвращалисьна плантации, тем самым лишь увеличивая бремя, лежавшее на обедневшихплантаторах; молодые же оставались в Атланте. Работать они не желали.