Assassin's Creed. Единство - Оливер Боуден

– Когда ты не приглашаешь меня на свои праздники, плохо бывает всем, – пошутил Арно.

– Я пыталась, но отец был непреклонен.

– Твой отец?

Снаружи доносились приглушенные звуки оркестра. Смеялись гости, фланирующие по коридору. Затем послышался тяжелый топот бегущих ног. Караульные до сих пор искали Арно. В нашу дверь грубо забарабанили и такой же грубый голос спросил:

– Кто здесь?

Мы с Арно переглянулись, вновь почувствовав себя детьми. Казалось, нас застукали за воровством яблок в саду или пирогов на кухне. Если бы я смогла сохранить это мгновение в какой-нибудь волшебной бутылке, я бы обязательно так и сделала.

Что-то мне подсказывает: такого счастья я уже не испытаю никогда.

Я выпихнула Арно из окна, схватила пустой бокал и выскочила в коридор, изображая недоумение.

– Что за черт? Куда подевалась эта бильярдная? – спросила я, пьяно улыбаясь.

Солдаты никак не ожидали меня увидеть и смущенно переминались с ноги на ногу. Правильно. Они и должны были испытывать смущение. Как-никак, этот «званый ужин» устроили в мою честь…

– Мы, мадемуазель Де Ла Серр, ищем незваного гостя. Вы, случайно, его не видели?

Я посмотрела на них, продолжая играть роль пьяненькой именинницы.

– Какого? А может, сюда из королевского зверинца забежала антилопа? Но антилопы вряд ли способны подниматься по лестнице. У них такие маленькие копытца. И потом, как этой шустрой антилопе удалось сбежать из зверинца?

К смущению на лицах караульных добавилось недоумение. Теперь они не сомневались, что я переборщила с вином.

– Никакая не антилопа. Сюда проник человек подозрительного вида. Может, он, случайно, попадался вам на глаза?

Я улавливала их беспокойство и даже раздражение. Солдатское чутье подсказывало им: предмет их погони находится где-то поблизости, а они вынуждены терять драгоценное время, выслушивая мои пьяные шуточки.

– А-а, так это была мадам де Полиньяк.[9] – Я понизила голос до шепота. – У нее в волосах была спрятана птичка. Думаю, птичку она украла все из того же королевского зверинца.

Терпение одного из караульных лопнуло. Он шагнул вперед, сказав:

– Прошу вас, мадемуазель, отойти в сторону. Нам нужно осмотреть комнату.

Я пьяно и (хотелось бы надеяться) слегка вызывающе качнулась.

– Боюсь, здесь вы найдете только меня.

Я дала караульному вдоволь насладиться моей улыбкой, не говоря уже о том, что виднелось в вырезе платья, когда, наклонившись к нему, пробормотала:

– Послушайте, я уже битый час ищу бильярдную.

Караульный скользил по мне взглядом.

– Мы вас туда проводим, мадемуазель, – сказал он, слегка поклонившись. – А эту дверь запрем во избежание дальнейших недоразумений.

Караульные повели меня в бильярдную. Я надеялась, что Арно сумеет спрыгнуть с подоконника и благополучно выбраться во двор. У меня была и вторая надежда – что караульным станет не до меня и мне не придется тащиться с ними до бильярдной.

Есть поговорка: «Будь осторожен с желаниями, ибо они могут исполниться».

Караульным действительно стало не до меня, когда мы услышали крик:

– Боже мой, он убил месье Де Ла Серра!

И весь мой мир перевернулся.

Кажется, будто Франция разваливается у меня на глазах. Собрание Генеральных штатов, вызвавшее столько бурных похвал, рождалось в муках. Его рождению способствовала речь, произнесенная королем. Правильнее назвать ее замаскированным лекарством от бессонницы. Достаточно скоро вся эта шарада сменилась каскадом перепалок и потасовок, не дав никаких результатов.

Как до этого дошло? Да очень просто: у третьего сословия скопилось немало поводов для злости. Их злило, что они, являясь беднейшим сословием, несут на себе непомерное налоговое бремя. Представители третьего сословия составляли большинство в Генеральных штатах, однако имели меньше голосов, нежели знать и духовенство. Это их тоже злило.

Собрание лишь подлило масла в огонь их злости. Члены третьего сословия негодовали, что король обошел молчанием все их заботы и тяготы. Они намеревались что-то предпринять. Вся страна, за исключением глупцов, непрошибаемых тупиц и упрямцев, знала: что-то обязательно да случится.

Меня это не трогало.

Семнадцатого июня третье сословие проголосовало за объявление себя Национальным учредительным собранием – представительством «народа». Другие сословия оказали частичную поддержку, но главным было не это. Простолюдин впервые обрел голос.

Меня это не трогало.

Король еще пытался остановить их, распорядившись закрыть зал Генеральных штатов, но его усилия были равнозначны попыткам закрыть дверь конюшни, внутри которой находилась взбесившаяся лошадь. Караул, выставленный у дверей зала, не подействовал на «сынов народа» устрашающе. Они собрались в павильоне для игры в мяч. Двадцатого июня Национальное учредительное собрание принесло клятву.[10] Ее назвали «клятвой в зале для игры в мяч». Смешное название, однако поклявшиеся вовсе не были настроены шутить.

Особенно если принять во внимание, что эти люди намеревались создать для Франции новую конституцию. Иными словами, положить конец монархии.

Но меня и это не трогало.

К двадцать седьмому июня нервы короля потихоньку начали сдавать. Париж и другие французские города бурно заявляли о своей поддержке Национального собрания. Тем временем в столицу и Версаль принялись стягивать войска. Напряжение, повисшее в воздухе, можно было резать ножом.

И это тоже меня не трогало.

Разумеется, мне следовало бы вести себя по-другому. Проявить силу характера, отодвинув личные проблемы на задний план. Но факт остается фактом: я этого не смогла.

Не смогла из-за гибели отца. В мою жизнь снова вернулось горе – большой темный зверь, поселившийся внутри меня. Горе будит меня по утрам, сопровождает на протяжении дня и не дает спать по ночам, питая чувство вины и раскаяния.

Столько лет я была для отца источником огорчений. Меня подло лишили возможности стать дочерью, какую он заслуживал.

Пустота в наших парижском и версальском домах вторит пустоте в моих мыслях. Я сейчас нахожусь в Париже. Оливье пишет мне из Версаля дважды в неделю. Озабоченность и растерянность старшего дворецкого возрастает с каждым днем. Слуги и служанки уходят, а заменить их некем. Впрочем, меня не трогает и это.