Обрученные Венецией - Мадлен Эссе

– Она выживет? – спросил сенатор, нисколько не стараясь скрыть своего волнения.

– У нее имеются силы выкарабкаться. Надеюсь, что желание жить одолеет ее сильнее, чем этот осколок от ядра, – произнес монотонно Витторио.

Адриано смотрел, как заботливо Лаура вытирала пот со лба Каролины и беспокойно поглядывала на него.

– И все-таки, друг мой, что заставило тебя спасти эту красавицу и пойти на такой отчаянный риск? – спросил старик, по-прежнему не глядя на Адриано.

Сенатор смотрел на Каролину, чувствуя биение своего ошеломленного сердца.

– А разве ты не видишь над ее прекрасной головкой светящийся нимб? – наигранно удивляясь, спросил он.

Армази посмотрел в иронично светящиеся глаза Адриано и перевел взгляд на Каролину.

– Она и в самом деле обладает божественной красотой, – согласился Витторио. – Но неужели лишь эта красота сумела сломать в тебе ненависть к Генуе?

Адриано покачал головой.

– Нет, Витторио, ничто не способно уничтожить ненависть к врагам в моем сердце. Даже такой прекрасный юный ангел.

Старик недоверчиво нахмурился и подошел к нему поближе, очевидно, чтобы Лаура не слышала их разговор.

– Женщины – это твое слабое место, Адриано, – предупредительно произнес он и сомкнул губы. – Смотри, чтобы твои враги не узнали об этом.

Делая вид, что не придает значения словам Витторио, Адриано продолжал наблюдать за Каролиной.

– Позаботься о ней, – попросил он, с мольбой глядя на лекаря. – Спаси ее жизнь!

– Постараюсь, друг мой. Но что ты будешь делать потом? Поставишь на ноги и вернешь в разбитое и сожженное крестьянами поместье? Где ее отец сейчас?

– Убит, – как-то сдавленно произнес Адриано. – Но не мог же я оставить ее погибать! Это против моих сил, Витторио.

– И против твоей ненависти, – произнес с улыбкой старик. – Ты учишься побеждать самого себя, Адриано, а это великое дело! Куда ты ее отправишь? Если мы посреди белого дня привезем ее в твой дворец, можешь мне поверить, Адриано, что к тебе незамедлительно появится много вопросов в городе.

– Их не избежать в любом случае, Витторио. Но было бы лучше для начала отправить ее к тебе, пока она требует присмотра.

– Говорить пока об этом рано, друг мой. Необходимо время, чтобы понаблюдать за ее состоянием, которое сейчас желает лучшего, – с грустью произнес старик. – За две недели пути что-то да прояснится.

Как и намеревался, на обратном пути Адриано вернулся в порт Ливорно. Там, следуя списку Витторио Армази, он закупил лекарства, среди которых лекарь указал и те, что были надобны его новой гостье.

О том, что на борту корабля находится посторонняя женщина, сведущ был лишь капитан судна, получивший щедрое вознаграждение от Адриано за свое молчание.

Адриано не желал раздумывать сейчас о своих дальнейших действиях насчет синьорины. Все неизбежные расспросы в Венеции об этой гостье, необходимость уведомления ее родных о пребывании под его попечительством и уж тем более испытываемое им чувство ответственности за нее меркли в сравнении с куда более занимающим его вопросом – вопросом ее жизни, оказавшейся сейчас на волоске.

Его голова взрывалась от переполняющих ее мыслей, однако наиболее заметным он ощущал собственное сердцебиение и удивительный страх, так искусно окрутивший сенатора в свои путы. Эти смятения объяснялись лишь одним – неизвестностью о дальнейшей судьбе прекрасной дамы, поразительно вдохновившей его на столь опрометчивый подвиг.

Лекаря Армази более всего изумляло помешательство сенатора Фоскарини: тот казался старому другу совсем не похожим на самого себя. А взгляд Адриано, бросаемый на ее ложе, на котором покоилось ее белое, почти недвижимое тело, содержал в себе столько противоречивых чувств, что в один прекрасный момент Витторио не выдержал и задал своей супруге вопрос:

– Адриано не помешался ли часом?

Седовласая Лаура лишь с усмешкой закусила губу и многозначительно посмотрела на мужа, при этом ее взгляд еще более смутил лекаря.

– Со всем уважением, мой милый супруг, твои попытки поставить своему другу лекарский диагноз сокрушительно растаптывают столь прекрасные чувства, которые едва зарождаются в его иссохшемся сердце.

По правде сказать, до этого мгновенья Армази недооценивал стремления Адриано к этой прелестной девушке – ему откровенно казалось это все очередной авантюрой, которой сенатор намеревался разбавить отсыревшие будни в лагуне. Однако слова супруги заставили его задуматься на этот счет. И все же он непрестанно пожимал плечами, задавая себе один лишь вопрос: возможны ли чувства в столь смутные для любви времена?

Витторио даже не пытался заговорить об этом с Адриано, но его невероятно радовали предположения супруги, что у этого строптивого упрямца и невероятного любителя женщин наконец-то зашевелилось и сердце, измученное от духовной скупости его обладателя.

За последующую неделю пути по дороге в Венецию состояние Каролины улучшалось довольно медленно: ее сознание оставалось затуманенным – из уст синьорины раздавался лишь слабый стон, уведомляющий о переживаемых ею мучениях от боли. Довольно быстро она впадала в беспамятство, и лишь весьма редкий невнятный бред свидетельствовал о ее присутствии в этом мире.

Такое состояние Витторио объяснял тем, что Каролина потеряла много крови. К тому же ранение хоть и казалось не опасным для ее жизни, все же оказалось довольно глубоким.

Сейчас все, о чем немыслимо жалел Фоскарини, так это о потерянном им на колебания времени. Быть может, если бы он проявил своевременную решительность, Каролине удалось бы избежать этого ранения. Хотя, только Бог знает, как все обернулось бы в этом случае.

Дивное наитие посещало Адриано, когда он находился рядом, всматриваясь в каждую линию ее ангельского лика и настороженно прислушиваясь к ее тихому дыханию. Порой ему казалось очевидным, что от ее жизни сейчас зависит и его существование в этом безумном мире. Желая лишний раз насладиться теплотой ее нежной, хоть и изможденной плоти, Адриано то и дело намеревался убрать ее локоны со лба или заключить ее маленькую ручку в свои ладони. Поразительно, но сенатор поймал себя на мысли, что никогда ранее забота не проявлялась в нем яснее, чем сейчас. Даже в тот тяжкий час, когда на его глазах умирали родные ему люди. Будто сейчас его сковал страх потерять последнее, что стало дорогим не его телу, но сердцу. Но разве возможно принять человека в сердце за такой короткий срок?

Ответ на этот вопрос сенатору был неведом, но ему казалось, что объяснения он мог бы получить от своего старого друга Витторио, с умилением наблюдавшего за взволнованным Адриано.

– Жар не спадает, – промолвил с грустью Витторио и посмотрел на измученного за это время Адриано. – Не нравится мне это… Единственное, что может спасти ее – это неистовое желание жить, которое чувствуется от нее даже на расстоянии. Ее бред едва различим. Истощение налицо. Она невероятно с лаба…