Хороните своих мертвецов - Луиз Пенни

– Который теперь час?

– Шесть. – Поскольку он продолжал смотреть с недоумением, она добавила: – Вечера.

– Тогда почему… – Он показал на ее одежду.

– Когда арестовали Оливье, Габри понадобилось какое-то время, чтобы наладить работу в бистро, и некоторые из нас ему помогали. Он не хотел открываться по воскресеньям, но мы с Мирной убедили его, и он согласился, но при одном условии.

– Носить пижамы?

– Вы очень умны. – Она улыбнулась. – Ему не хотелось одеваться. И по прошествии какого-то времени кое-кто из нас стал делать то же самое – приходить сюда в пижамах. Это очень удобно. Я весь день хожу в пижаме.

Бовуар попытался принять неодобрительный вид, но должен был признать, что она действительно чувствует себя удобно. Он задержал взгляд на ее голове-клумбе: на сей раз там ничего не нашлось, ничего нового. Обычно ее волосы торчали во все стороны, возможно из-за того, что она часто проводила по ним пятерней. И это же, вероятно, объясняло присутствие там крошек и капелек краски.

Он мучительно придумывал дружелюбные слова, которые заставили бы ее поверить, что он здесь из любви к их компании.

– Как ваша выставка – скоро уже?

– Через два месяца. – Клара сделала большой глоток пива. – Когда я не готовлюсь к интервью для «Нью-Йорк таймс» или для «Опры», я стараюсь об этом не думать.

– Для «Опры»?

– Да. Будет организовано колоссальное шоу в мою честь. Все ведущие критики станут, разумеется, рыдать, восхищенные моим прозрением, мощью образов. Опра купит несколько картин по сто миллионов за каждую. За какие-то по пятьдесят миллионов, за какие-то по сто пятьдесят.

– Значит, у нее будет свой интерес.

– Ничего, я человек щедрый.

Бовуар рассмеялся, удивив самого себя. Он никогда толком не говорил с Кларой. Да и ни с кем он не говорил. У шефа были с ними контакты. Ему каким-то образом удалось подружиться с большинством из них, а Бовуару никак не удавалось преодолеть себя, видеть в людях не только подозреваемых, но и человеческие существа. Он никогда не хотел этого. Эта мысль вызывала у нее отвращение.

Он наблюдал, как Клара берет горсть ореховой смеси, прихлебывает пиво.

– Могу я спросить вас кое о чем? – спросил он.

– Конечно.

– Как по-вашему, это Оливье убил Отшельника?

Ее рука остановилась на полпути к вазе с орешками. Задавая этот вопрос, Бовуар понизил голос, чтобы его никто больше не услышал. Клара опустила руку и целую минуту думала, прежде чем ответить:

– Не знаю. Хотелось бы мне с абсолютной уверенностью сказать, что не убивал, но улики против него так убедительны. И если это сделал не он, то должен быть кто-то другой.

Она вскользь оглядела зал, Бовуар проследил за ее взглядом.

В зале сидели Старик Мюнден и Жена. Красивая молодая пара обедала вместе с семейством Парра. Старику, несмотря на такое имя, не исполнилось еще и тридцати, и был он столяром. А еще он реставрировал старинную мебель Оливье и был среди последних людей, покинувших бистро в ту ночь, когда убили Отшельника. У Жены, насколько знал Бовуар, имелось и настоящее имя, хотя он забыл его, как, видимо, и большинство других. То, что началось как шутка – молодая пара посмеивалась над своим супружеством, – стало реальностью. Она стала Женой. У них был маленький сын Шарли, страдавший синдромом Дауна.

Посмотрев на ребенка, Бовуар вспомнил одну из причин, по которой доктора Винсента Жильбера называли святым. Его решение оставить успешную карьеру и жить среди людей, страдающих синдромом Дауна, заботиться о них. На основании этого опыта он написал книгу «Бытие». По всем отзывам это была книга потрясающей честности и смирения. Потрясающей потому, что ее написал такой мерзавец.

Что ж, как нередко говорила им Клара, такие качества свойственны великим произведениям искусства.

Со Стариком и Женой сидели Рор и Ханна Парра. Они были среди главных подозреваемых. Рор расчищал дорожки в лесу и мог найти домик Отшельника с его бесценным содержимым и жалким хозяином.

Но зачем забирать жизнь – и оставлять сокровища?

То же подозрение распространялось и на их сына, Хэвока Парру. Клара и Бовуар посмотрели на него – он обслуживал столик у камина. В ночь убийства Отшельника Хэвок работал в бистро допоздна и сам запер дверь.

Что, если он последовал по лесу за Оливье и обнаружил лесной домик?

Что, если он заглянул в домик, увидел сокровища и оценил их по достоинству? Завладеть этим – и больше не нужно жить на чаевые, убирать столики, улыбаться хамоватым клиентам. Не нужно думать о том, что принесет будущее.

По другую сторону сидели Марк и Доминик Жильбер. Владельцы гостиницы и спа-салона. В сорок с лишним лет они оставили высокооплачиваемую, но выматывающую работу в Монреале и приехали в Три Сосны. Купили полуразрушенный дом на холме и переделали его в великолепный отель.

Оливье ненавидел Марка, и это чувство было обоюдным.

Не потому ли Жильберы купили старый дом, что к нему прилагался и лесной домик? Затерявшийся в лесу?

И наконец, был еще святой мерзавец доктор Винсент Жильбер, отец Марка, бросивший семью, но появившийся в тот самый момент, когда было найдено мертвое тело. Неужели это было простым совпадением?

Взгляд Клары снова обратился на Бовуара, когда хлопнула дверь бистро.

– Чертов снег.

Бовуару не нужно было поворачиваться, чтобы понять, кто это.

– Рут, – прошептал он Кларе, и та кивнула в ответ. – Все такая же сумасшедшая?

– После всех этих лет, – подтвердила Клара.

– Господи Исусе…

Рут появилась перед стулом Бовуара, на ее изборожденном морщинами лице гуляла ухмылка. Коротко подстриженные седые волосы словно прилипли к голове, отчего возникало впечатление, будто у нее голый череп. Она была высокой, сутулой, при ходьбе помогала себе тростью. Единственная хорошая новость: она не пришла в ночной рубашке.

– Добро пожаловать в бистро, – проворчала она, кинув беглый взгляд на Клару. – Где умирает благородство.

– И не только благородство, – заметил Бовуар.

Рут издала лающий смешок:

– Вы нашли еще одно тело?

– Видите ли, я не ищу тел. У меня есть жизнь и помимо работы.

– Господи, мне уже скучно, – сказала старая поэтесса. – Скажите что-нибудь умное.

Бовуар молчал, поглядывая на нее с отвращением.

– Как я и предполагала. – Она отхлебнула пива из его стакана. – Это же помои. Неужели не можете заказать что-нибудь пристойное? Хэвок! Принеси ему виски.

– Старая карга, – пробормотал Бовуар.

– А, подначка. Очень умно.

Она перехватила его виски и зашагала прочь. Когда она отошла достаточно далеко, Бовуар наклонился над столом к Кларе, которая тоже подалась вперед. В бистро было шумно от смеха и разговоров – идеальная обстановка для тихой беседы.