Сумерки империи. Российское государство и право на рубеже веков - Павел Владимирович Крашенинников
Шрифт:
Интервал:
Лев Иосифович был активным участником дискуссии о правопонимании, бушевавшей среди правоведов того времени. Из многочисленных типов аргументации — самоочевидность выдвигаемых положений, практическое значение предлагаемого подхода, авторитетные мнения выдающихся ученых, этимология слова «право» и т. п. — он выбрал критику несовершенства конкурирующих теорий, хотя наличие у какой-либо теории серьезных недостатков, вообще говоря, не доказывает достоинства другой теории.
Основной пафос учения Петражицкого заключается в отрицании всех известных к тому времени определений права, как то: «веления» в виде государственных принудительных норм (этатистский позитивизм); защита и разделение прав и интересов граждан путем опять же принудительных норм, исходящих от государства (социологический позитивизм); «общая воля» участников общения, заключающих «общественный договор» (естественно-правовая теория); метафизические (иррациональные) подходы к описанию права, а также всевозможных комбинаций этих определений[330].
Среди тех, чьи учения он опровергает, есть и представители российского социологического направления в праве: его соратник по политической деятельности С. А. Муромцев, а также упоминавшийся ранее Н. М. Коркунов.
Лев Иосифович рискнул рассмотреть право как результат эмоционального постижения мира. Для Петражицкого правовая реальность существует только в субъективном сознании индивида, который атрибутирует права и обязанности другим, а не в какой-то объективной реальности «где-то там»[331]. В своих исследованиях он опирался на логику, юриспруденцию и психологию. К моменту начала этого отважного предприятия Лев Иосифович уже снискал себе славу незаурядного ученого-правоведа.
С юриспруденцией и логикой дела у Петражицкого обстояли как нельзя лучше. А вот что касается психологии, эта дисциплина в то время делала еще только первые шаги. По мнению известного американского философа и психолога Уильяма Джемса (1842–1910), психология была не наукой, а всего лишь «надеждой на науку». Собственно, и в наше время психология представляет собой нечто среднее между наукой и паранаукой. До сих пор нет общего мнения психологов, что же представляет объект этой дисциплины — тело или душа. Она сочетает в себе как естественнонаучное начало (физиология, медицина), так и гуманитарное, порой граничащее с эзотерическими исканиями.
На рубеже XIX–XX веков уже существовали работы И. М. Сеченова, И. П. Павлова и В. М. Бехтерева по физиологии высшей нервной деятельности, а также работы З. Фрейда. Но это были только наброски будущей дисциплины. Это никак не смутило Льва Иосифовича. В стиле древнегреческих софистов он решил ввиду отсутствия психологии как науки соорудить ее самому, так сказать «из ума», по-видимому, на основе доминировавших тогда методов наблюдения и самонаблюдения. Так появилась «эмоциональная психология».
«Эмоциональная психология» Петражицкого, адаптированная им к нуждам философии права, не вошла в золотой фонд психологии как дисциплины. Однако если Лев Иосифович и не решил глобальных проблем психологии, он сумел поставить весьма важные и актуальные вопросы относительно формулирования аксиом права. А правильная постановка вопроса — это уже половина решения задачи.
Теория Льва Иосифовича прекрасно объясняет основной парадокс правовой жизни: почему, не зная точного содержания правовых норм, текстов законов, люди поступают согласно этим нормам. И почему в определенных случаях люди считают своей обязанностью поступать сугубо вопреки существующим законам (например, революционеры или идейные воры в законе).
По убеждению Петражицкого, право не предполагает необходимости существования ни каких-либо мер принуждения со стороны государства, ни наличия законодательства. Государство — это всего лишь группа лиц, которым мы приписываем право заботиться об общем благе, и поэтому чувствуем себя обязанными подчиняться их велениям. А законы суть лишь нормативные факты, которые дают нам знание о том, что государство считает правом.
Согласно Петражицкому, видеть в праве инструмент достижения каких-либо целей в корне неверно. Право регулирует поведение людей, а оно зачастую расходится с логикой. «Если произвести научный психологический диагноз мотиваций, лежащих в основании тысяч совершаемых нами ежедневно телодвижений… то окажется, что сотням случаев предметной мотивации соответствуют единичные случаи мотивации целевой»[332]. Он объявляет право исключительно психическим явлением. Все остальное, что обычно включается в понятие права (нормы, отношения, властное принуждение), непосредственно правом не является; это лишь нормативные факты, вызывающие специфическую реакцию в психике людей.
Поведение людей определяется их психикой, которую Петражицкий сводит к эмоциям. Он определил эмоцию вполне физиологически — как специфический нерасторжимый процесс возбуждения-торможения в человеческом организме, возникающий при взаимодействии людей по поводу духовных и материальных благ.
Эмоции делятся им на два класса: эстетические и этические. Эстетические эмоции связаны не только с восприятием произведений искусства, но и с укоренившимся в человеке набором обычаев, например с правилами хорошего тона, оценкой тех или иных поступков по принципу «красивый, благородный поступок — некрасивый, подлый поступок» и т. д.
В свою очередь, этические эмоции отличаются своеобразным мистическо-авторитетным характером и противостоят эмоциональным склонностям человека, физиологическим влечениям и т. п. Это «импульсы с высшим ореолом и авторитетом, исходящие как бы из неведомого, отличного от нашего обыденного и таинственного источника». Наряду с нашим «я» имеется налицо еще какое-то другое существо, противостоящее нашему «я» и понукающее его к известному поведению, какой-то таинственный голос обращается к нам, говорит нам. «Сюда, например, относится слово „со-весть“ — „со-ведать“, указывающее на наличие другого существа»[333]. Так что, отвечая на извечный русский вопрос: «Как судить вас будем, мужики, по закону аль по совести?». те дружно отвечали: «По совести», справедливо полагая, что закон с его неумолимой определенностью будет к ним менее благосклонен, чем сакраментальный «таинственный голос».
В итоге Петражицкий разделил право на две части — позитивное (сфера действия исключительно в распорядительной сфере государства) и интуитивное (выполнение человеком обязательств по отношению к другому человеку, возникших вследствие двусторонней эмоции и не зафиксированных ни в одной норме). Совместное действие этих двух «прав» возможно, например, в семье.
На основе этой классификации права он попытался ответить на вопрос, почему люди живут в соответствии с законами, порой не подозревая об их существовании. Оказывается, потому, что интуитивное право стремится превратиться в позитивное. «Этим объясняется отчасти инстинктивное, отчасти сознательное, но повсеместно замечаемое стремление людей к выработке, признанию и уважению так называемого позитивного права, права, определяемого по однообразным для всех внешне распознаваемым признакам»[334].
При такой трактовке права его границы раздвигаются практически до бесконечности. Наряду с официальным правом, посредством которого государство влияет на эмоциональную сферу в нужном ему направлении, есть еще неофициальное, проявляющееся во всех сферах жизнедеятельности, где возникают так называемые императивно-атрибутивные переживания, т. е. переживания, соотнесенные с конкретным лицом. Получается, что в каждой обособленной группе людей формируется свое право наряду с официальным.
В качестве примера неофициального права Петражицкий приводит «детское право», складывающееся в психике детей; «разбойное право», складывающееся в психике разбойников, да и договор с дьяволом — тоже
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!