Полый человек - Дэн Симмонс
Шрифт:
Интервал:
Задуматься меня заставил сценарий переменной вероятности, который вы описываете в конце письма (до такой степени, что я прервал эксперименты по картированию глубоких зон коры, пока осмысливал тавтологические последствия этого вполне возможного варианта).
Джереми, я думаю о вашей с Гейл способности: как часто она встречается, сколько у нее градаций и какое значение она должна иметь для человеческого опыта.
Вы, наверное, помните, как мы пили виски двадцатилетней выдержки после получения первых результатов цифрового картирования вас и Гейл, и вы объясняли мне основу аномалий: я предположил – кажется, после нескольких глотков, – что величайшие умы в истории человечества, возможно, как раз и были такими «универсальными интерферометрами». То есть Ганди и Эйнштейн, Иисус и Ньютон, Галилей и мой старый друг Джонни фон Нейман обладали сходной (но, очевидно, не абсолютно одинаковой) формой «телепатической связи», позволявшей постигать разные формы существования – физические основы Вселенной, психологические и моральные основы нашей маленькой, человеческой ее части и так далее.
Помню, вы тогда смутились. Я не ставил перед собой такую цель, когда высказывал это предположение. Не ставлю и теперь, повторяя свою гипотезу.
Мы все – без исключения – являемся глазами Вселенной. Те из вас, кто обладает этой удивительной способностью и может заглядывать в душу человека или в сердце самой Вселенной, служат механизмом, с помощью которого мы фокусируем и направляем свой взгляд.
Подумайте, Джереми: Эйнштейн провел свой «мысленный эксперимент», и Вселенная создала новую ветвь вероятности, соответствующую нашим более точным представлением. Волны вероятности, разбивающиеся о сухой песок вечности.
Моисей и Иисус воспринимали новые движения тех звезд, которые управляют нашей моралью, и Вселенная формировала альтернативные реальности, чтобы подтвердить их наблюдения. Коллапсирующие волны вероятности. Нет ни частицы, ни волны, пока в уравнение не войдет наблюдатель.
Невероятно. И еще более невероятна ваша интерпретация работы Эверетта, Уилера и Девитта. Каждое мгновение нашего «глубокого наблюдения» создает независимые и равновероятные вселенные. В которые мы никогда не попадем, но которые можем сделать реальными в моменты принятия важных решений в нашей жизни в этом континууме.
Где-то не было Холокоста, Джереми. Где-то, возможно, еще живы моя первая жена и мои дети.
Я должен подумать об этом. В ближайшее время я свяжусь с вами и с Гейл. Я должен все обдумать.
Через пять дней после того, как Джереми и Гейл получили это письмо, глубокой ночью позвонила Ребекка, дочь Голдмана. Накануне вечером отец поужинал с ней, а потом удалился к себе в кабинет, «чтобы закончить обработку кое-каких данных». Ребекка поехала по делам и вернулась в офис около полуночи.
Джейкоб Голдман застрелился из «Люгера», который хранил в нижнем ящике письменного стола.
Хромая – кровь никак не останавливалась – и спотыкаясь, Бремен взбирался по склону холма к «холодильнику» и валунам за ним. Дуговые лампы теперь освещали всю территорию, и тень оставалась только в расселинах и проходах среди скал. Ротвейлеров выпустили, и Джереми слышал их приближающийся вой.
Не в скалы… именно туда она тебя загоняет.
Беглец остановился в тени «холодильника». Он тяжело дышал, а перед глазами у него опять поплыли круги. Воспоминания… семья нелегальных иммигрантов, мексиканцев, которых она подобрала, когда у них сломалась машина… Собаки окружили их между валунами… Миз Морган прикончила их из охотничьего ружья, стоя наверху, на гребне.
Бремен покачал головой. Собаки приближались. Они мчались уже не по дороге, а через редкий кустарник. Джереми заставил себя вспомнить череду жутких картин, которые открылись ему в центре урагана… Все, что могло бы помочь.
Обрамленные инеем глаза… Красные ребра, выпирающие из замороженной плоти… Десятки могил за многие годы… Как плакала и умоляла девушка-беглянка летом 1981 года, прежде чем лезвие вонзилось в ее горло… Ритуал подготовки «холодильника»…
Собаки взбирались на холм, и их вой превратился в рычание, близкое и грозное. Теперь Бремен мог видеть глаза животных. Ниже по склону, в ярком свете дуговых ламп, за ними следовала миз Морган с дробовиком в руках.
27-9-11. На несколько секунд, показавшиеся ему вечностью, у Джереми перед глазами всплыли эти цифры – какая-то часть ритуала… важная… но он никак не мог понять их значение. Псы, которые были уже в пятнадцати футах от него, злобно рычали, как одно шестиглавое чудовище.
Бремен сосредоточился, а затем резко повернулся и бросился к «холодильнику». Массивная металлическая дверь была надежно заперта – толстый засов, тяжелая цепь, большой кодовый замок. Джереми лихорадочно крутил барашки замка, пытаясь опередить собак. 27-9-11.
Первая прыгнула на него, когда он сорвал цепь с засова и открытого замка. Бремен отпрыгнул – и одновременно взмахнул четырехфутовой цепью. Ротвейлер отлетел, но остальные псы наступали на Джереми, выстроившись полукругом, – они отрезали ему пути к отступлению и фактически прижали к двери «холодильника». Бремен с изумлением обнаружил, что тоже рычит и скалит зубы, отгоняя животных цепью. Они попятились и стали по очереди бросаться на него, стараясь вцепиться в руку или ногу. Воздух наполнился брызгами собачьей слюны, какофонией голосов человека и животных.
Их обучили не убивать, – подумал Бремен сквозь адреналиновый туман. – Не сразу.
Он посмотрел поверх головы самого большого ротвейлера и увидел миз Морган, шагавшую через заросли шалфея на склоне холма и уже поднявшую дробовик. «Лежать, черт бы вас побрал, лежать!» – крикнула она собакам, но все равно выстрелила. Дробь ударила в бетонный блок и срикошетила в верхнюю треть металлической двери. Ротвейлеры отскочили в сторону.
Джереми – выстрел не причинил ему вреда – опустился на четвереньки, открыл тяжелую дверь и пополз в холодную тьму. Следующий заряд дроби ударил в дверь позади него.
Он встал, покачнулся, опираясь на раненую ногу, и попытался найти что-нибудь, чем можно запереть дверь… засов, ручку, крюк для цепи… Ничего. Бремен понял, что дверь сконструирована так, чтобы открываться от легкого точка, если снаружи не висит цепь. Он попытался нащупать выключатель, но его не было – ни на покрытых инеем стенах по обе стороны от двери, ни над дверью.
Вой собак, который не могли заглушить толстые стены и железная дверь, смолк – их хозяйка подошла к двери, прикрикнула на животных и пристегнула к их ошейникам поводки. Дверь приоткрылась.
Джереми ковылял во тьме, наталкиваясь на говяжьи туши; подошвы его рабочих ботинок скользили по заиндевевшему полу. «Холодильник» был большим – как минимум, сорок футов на пятьдесят; замороженные туши висели на крюках, которые скользили по железным балкам под потолком. Пройдя футов двадцать, Бремен остановился, прислонился к мерзлому говяжьему боку, который затуманился от его дыхания, и оглянулся.
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!