Полый человек - Дэн Симмонс

Миз Морган лишь слегка приоткрыла дверь, и узкая полоска света освещала ее ноги и высокие ботинки. Два ротвейлера впереди нее молча натягивали поводки, и дыхание человека и двух собак густым облачком поднималось вверх в морозном воздухе. Зажав дробовик под мышкой удерживающей собак руки, Файетт подняла вверх нечто вроде дистанционного пульта от телевизора.

Вспыхнули яркие флуоресцентные лампы, освещавшие каждый уголок «холодильника».

Бремен заморгал, а потом увидел, что миз Морган направляет на него дробовик, и успел укрыться за говяжьей тушей. Дробь ударила в замороженное мясо и отскочила в узкий проход между рядами других туш, которые еще раскачивались, потревоженные телепатом секунду назад.

Джереми почувствовал толчок в правое плечо и увидел, как по его руке потекла кровь. Задыхаясь, он прислонился к выпотрошенной говяжьей туше.

Только это была не говяжья туша. По обе стороны от вскрытых ребер виднелись белые груди. Железный крюк вошел в спину женщины чуть ниже шеи и вышел у ключицы, над тем местом, где тело рассекли надвое. Глаза под тонкой пленкой инея были карими.

Джереми, спотыкаясь, бросился прочь. Он размахивал руками и прыгал между проходами, стараясь, чтобы туши закрывали его от миз Морган. Ротвейлеры рычали и лаяли – их голоса искажались холодным воздухом и необычной акустикой длинного помещения из шлакоблоков.

Бремен знал, что здесь нет окон, а дверь только одна. Теперь он приблизился к дальней стене, держась слева от двери, потому что там было больше туш, но, судя по скрежету собачьих когтей на обледеневшем полу, Файетт тоже сдвигалась влево, перемещаясь вдоль стены с дверью.

В руке Джереми по-прежнему держал цепь, но не мог придумать, как пустить ее в ход, если Морган не станет входить в лес из замороженных туш. У задней стены слегка раскачивавшиеся на крюках тела были маленькими – целый ряд из младенцев и детей постарше, понял Бремен, – и уже не могли служить укрытием.

На секунду все смолкло, а потом сквозь треск и рев белого шума безумия миз Морган мелькнула картинка – она наклоняется и под чередой красно-белых туш видит его ноги, в тридцати футах от себя.

Джереми подпрыгнул за мгновение до выстрела. Что-то ударило в его левый каблук, когда он висел, ухватившись правой рукой за крюк, торчавший из груди чернокожего мужчины средних лет. Глаза мертвеца были закрыты, а рана на горле была такой широкой, что ее рваные замерзшие края производили впечатление акульего оскала. Бремен старался не выронить цепь из левой руки.

Файетт крикнула что-то неразборчивое и отпустила одну собаку.

Джереми вскарабкался еще выше на раскачивающийся труп. Псы рванулись вперед по скользкому проходу, а миз Морган снова подняла дробовик.

В это самое мгновение, на расстоянии почти тысячи миль к востоку, тринадцатилетнего мальчика по имени Робби Бустаманте, слепого, глухого и умственно отсталого, бьет «дядя», который жил с его матерью последние четыре месяца. «Дядя» спит с его матерью и снабжает ее крэком и героином в обмен на разнообразные услуги.

Преступление Робби состоит в том, что в свои тринадцать лет он не приучен к туалету и его требуется переодеть в то время, когда «дядя» остался один дома с мальчиком. «Дядя», в котором течет колумбийская кровь, впадает в ярость от вида и запаха Робби, вытаскивает его из заваленного подушками угла маленькой комнаты, где мальчик ночью раскачивался в обнимку с плюшевым медведем и молча кивал сам себе, и начинает бить его по лицу кулаком, приближение которого подросток не может видеть.

Бустаманте начинает завывать своим странным высоким фальцетом и поднимает к лицу дрожащие пальцы, чтобы защититься от невидимых ударов.

Это еще больше злит «дядю», и мужчина принимается за Робби всерьез – отводит его немощные руки и бьет изо всех сил, расплющивая синеватые губы, кроша изъеденные кариесом передние зубы, ломая широкий нос и разбивая скулы, так что у мальчика заплывают глаза.

Робби падает, разбрызгивая кровь, на затхлые обои. Не переставая скулить, он начинает хлопать ладонями по рваному линолеуму. «Дядя» этого не знает, но ребенок пытается найти своего плюшевого медведя.

Животные звуки становятся последней каплей, и «дядя» переходит черту, отделяющую избиение от убийства, – он начинает пинать мальчика сапогами с металлическим носком, сначала по ребрам, а потом, когда тот обмякает и перестает скулить, – по лицу.

Ярость мужчины немного стихает, и он смотрит на слепого и глухого мальчика, скорчившегося в углу в неестественной позе – запястья и колени вывернуты, один палец торчит вертикально вверх, покрытая синяками и кровоподтеками шея изогнута под странным углом к толстому рыхлому телу в пропитанной мочой пижаме с черепашками-ниндзя, – и останавливается. Ему уже приходилось убивать людей.

«Дядя» хватает Робби за густые черные волосы и волочит его по линолеуму – сначала по коридору, потом через маленькую гостиную, где на экране черного тридцатидвухдюймового телевизора мелькают яркие краски MTV.

Мальчик уже не скулит. Его разбитые губы оставляют на плитках пола след из слюны и крови. Один невидящий глаз открыт, другой, под рассеченной бровью, полностью заплыл. Безжизненные пальцы бьются о плинтусы в дверных проемах и прочерчивают белые полосы на красных пятнах, которые оставляет лицо.

Мужчина открывает заднюю дверь, выходит, оглядывается, снова заходит в дом и ногами сталкивает свою жертву со ступеней крыльца. Звук такой, словно по шести ступенькам лестницы скатывается мешок из рогожи, наполненный двумя сотнями фунтов желе и камней.

Потом «дядя» хватает Робби за пижаму, из которой мальчик давно вырос, и тащит по мокрой траве через двор. Пуговицы разлетаются в разные стороны, фланель рвется. Убийца чертыхается, снова сжимает в кулаке нестриженые волосы подростка и тащит его дальше – за полусгнивший гараж, за повалившийся забор и пустырь позади него, под мокрые от дождя вязы, а потом в темноту, за границу света. Там, в высокой траве недалеко от реки, где когда-то стояла хижина, сохранился покосившийся туалет. Никто им не пользуется. На выцветшем куске картона, прибитом к двери, видны буквы: «KE P O T». Ручка двери обмотана гнилой веревкой, чтобы внутрь не пробрались дети.

«Дядя» рвет веревку, ныряет в зловонную тьму, отдирает доски вокруг одинокого отверстия, втаскивает Робби, сажает его, поднатуживается и наклоняет обмякшее, словно бескостное тело над дырой, где раньше было сиденье. Пижама с нарисованными черепашками-ниндзя цепляется за гвоздь, рвется и остается висеть, а тело соскальзывает в черноту ямы. Голые ноги дергаются, исчезая в дыре. Внизу, на глубине десяти футов, слышится плеск.

«Дядя» выходит наружу, с явным облегчением вдыхает свежий воздух, оглядывается – никого нет, только вдалеке слышится лай собаки, – а потом подбирает с земли камень, снова заходит в туалет и вытирает руки курткой от пижамы. Закончив, он бросает тряпки в зловонное прямоугольное отверстие и камнем прибивает доски сиденья на место, насколько это возможно в темноте.