Однажды ночью в августе - Виктория Хислоп

наслаждались компанией друг друга, радуясь про себя, что их дружба легко выдержала испытание временем.

Под вечер друзья зашли выпить в «Оревуар» – популярный бар на улице Патиссион, который работал до последнего посетителя. И тогда впервые за весь день между друзьями повисла неловкая пауза – когда разговор коснулся той августовской ночи, изменившей жизнь обоих. Было около двух часов ночи, и бутылка виски, стоявшая на столе, почти опустела. Алкоголь сделал мужчин слезливо-сентиментальными.

– Итак. – Антонис слегка подался вперед. – За все это время тебе не встретилось ни одной славной девушки?

– Мне? – осоловело переспросил Манолис.

– Оглядись, ведь вокруг столько красивых женщин. – Антонис неопределенно махнул рукой. – И тебе, Манолис Вандулакис, во всех Афинах не встретилось ни одной?.. Ты… Ты все так же одинок.

Манолис взял бутылку и разлил остатки виски по стаканам. Официант почти мгновенно поставил на стол новую бутылку.

– Все так, – твердо сказал Манолис, покачивая головой. – У меня по-прежнему никого нет. У меня никого не было с тех пор…

– С тех пор, как…

Оба отлично понимали смысл повисших в воздухе фраз. Друзья решили сменить тему, разговор продолжился и уже не прерывался до самого утра.

Они вернулись в Пирей около пяти часов. Уже начинало светать. Бо́льшую часть дня друзья провалялись в своих постелях, пытаясь прийти в себя после столь насыщенного дня в столице. А в восемь вечера мужчины отправились на встречу с пареа Манолиса.

– Антонис, позволь представить тебе моих друзей! Яннис, Димитрис, Тасос, Михалис, Мильтос.

После столь неформального знакомства мужчины быстро нашли общий язык, и вечер прошел бурно и шумно. Антонис теперь лучше представлял себе жизнь друга в Пирее. Он видел и понимал: эти люди были Манолису как братья.

Чуть позже в бар ненадолго заглянул Ставрос, чтобы поприветствовать старого друга Манолиса. Остальные принялись безжалостно дразнить своего приятеля.

– Теперь его редко пускают посидеть с товарищами! – тут же нашелся один из них.

– Да не то чтобы он особо просился сюда – ведь он счастливо женат на своей Агати!

Никто из них не мог похвастаться постоянными отношениями – разве что случайными любовными связями. Это была компания холостяков. Возможно, каждый из них планировал завести семью в будущем, однако пока независимость доставляла им слишком много удовольствия.

Разошлись лишь под утро. Манолис с Антонисом отправились в пансион, чтобы хорошенько выспаться, – на следующий день Антонису предстояло вернуться домой. Проснувшись, Манолис встал с кровати и отдернул шторы. Антонис застонал. Однако стрелки часов показывали уже одиннадцать – пора было собираться, если Антонис хотел сесть на дневной паром до Крита. Рано утром он окажется в Ираклионе и вполне успеет добраться до Айос-Николаоса к началу рабочего дня. По пути к причалу Манолис остановил свою «альфа-ромео» возле яхты, на которой работал.

– Какая красотка! – восхитился Антонис. – Тебе не хотелось бы уплыть на ней куда-нибудь?

Манолис пожал плечами – для подобной беседы требовался не один час и затевать ее не было смысла.

– Приедешь как-нибудь еще? – спросил он Антониса перед посадкой на паром.

– Мне стоило бы держаться от тебя подальше, Манолис! Мы отлично провели время! Что за место! Что за люди!

– Здесь, я думаю, будет поживее, чем в Айос-Николаосе, – усмехнулся Манолис.

– Ты ведь к нам не собираешься? – уточнил Антонис.

– Пока нет, – сказал Манолис.

– Что ж, – вздохнул Антонис с притворной грустью в голосе, – выходит, придется навестить тебя как-нибудь в другой раз?

– В любое время, мой друг. Когда пожелаешь.

* * *

Несколько недель спустя Фотини сообщила Марии о том, что Антонис ездил в Пирей к Манолису.

– Думаю, они на славу повеселились, – начала рассказывать Фотини. – Похоже, Манолису там очень хорошо.

Мария посмотрела в сторону Спиналонги. Остров был залит золотым солнечным светом, и женщине казалось, будто между ней и бывшим лепрозорием тысячи километров.

Мария наблюдала, как по воде к Плаке не спеша приближалась лодка, в которой сидели двое мужчин. Одним из них был ее отец, а вторым – скорее всего, священник. Теперь лишь он регулярно бывал на острове. На кладбище Спиналонги покоилось несколько сотен человек, среди которых была и мать Марии Элени. Священника просили не бросать усопших прихожан, и он иногда приезжал на остров и совершал там обряды поминовения.

Мария как-то спросила отца, помнит ли он тот день, когда отвез Элени в лепрозорий. И тут же поняла, насколько неуместен этот вопрос.

«Я проживаю каждую секунду того пути всякий раз, когда везу священника на остров, – ответил Гиоргос, и его глаза наполнились слезами. – А также вспоминаю, как отвозил на остров тебя».

Мария извинилась перед отцом за свои необдуманные слова.

«Зато на обратном пути, – возразил старик с грустной улыбкой, лишь прибавлявшей морщин на лице, – я всегда вспоминаю, как вез тебя домой».

Голос верной подруги отвлек Марию от этих мыслей.

– Ты не хочешь узнать о том, как Антонис съездил к Манолису? – удивленно произнесла Фотини.

Она ожидала шквала вопросов, но Мария лишь покачала головой. Манолис Вандулакис действительно ее не интересовал. Ведь это из-за него случилась трагедия той августовской ночью. Что бы ни говорили на суде, Мария была уверена: Андреас не родился убийцей. И хорошо, что Манолис исчез из их жизни. Мария только молила Бога облегчить бремя гнева, который она все еще испытывала к любовнику своей сестры. Все, что ей пока удавалось, – это почти не думать о нем. Вот почему она слегка рассердилась на Фотини за упоминание его имени.

Лодка Гиоргоса подошла к берегу; через пять минут отец заглянет к ним в таверну. И тогда они все вместе пообедают, в том числе и София, которая провела с семьей Фотини весь день. По понедельникам таверна была закрыта для посетителей.

Пока никто не помешал беседе, Фотини быстро спросила Марию, давно ли та посещала Андреаса.

– Я все собиралась его проведать, – ответила она. – Но в больнице было много работы.

Внезапно в дверях таверны возник Стефанос.

– Настоящие закадычные подружки! У вас всегда найдутся секреты, которыми непременно нужно поделиться, да? – поддразнил он женщин. – Но мне кажется, вы уже наболтались. Пора обедать. Я позову детей.

Стефанос говорил правду: Марии и Фотини всегда было о чем поговорить. Но теперь у Марии появился секрет, которым она не хотела делиться даже с лучшей подругой. Она знала, что Фотини не одобрила бы всей этой затеи с конвертом, спрятанным у Марии в сумке.

Наконец Мария смогла найти время, чтобы съездить к Андреасу. Однако, едва проснувшись, она поняла, что страшно нервничает. Даже Николаос заметил ее беспокойство.

– Если тебе не хочется туда ехать, останься дома, – предложил он,