Одна маленькая вещь - Эрин Уатт

Интересно, внутри этого дома тоже хлопают дверями и кричат? Нет, кажется, Чейз – не тот парень, который теряет терпение. Там наверняка царит ледяная тишина.

Между тем мои родители сходят с ума, задаваясь вопросом, не принимаю ли я наркотики. И все потому, что я не хожу с пикетом вокруг школы, требуя, чтобы Чейза выкинули вон.

– О Рейчел, что мне делать? – жалобно стенаю я.

Я открываю крышку бардачка и вытаскиваю фото, которое прячу внутри. Опустив голову на руль, смотрю на него. Мы с Рейчел склоняемся друг к другу, одетые в футболки волейбольного клуба «Леди Ястребы». Несколько прядей выбились из хвоста сестры, и от пота надо лбом у нее крошечные завитушки. Она не улыбается, но я ручаюсь, что Рейчел счастлива. Не помню, что это был за день, как я себя чувствовала тогда, что она говорила. Я четко помню лишь день перед ее смертью. Тогда она тоже не улыбалась. Что-то ее беспокоило. Я слышала через стену, как она вздыхает. Я сидела под дверью ее комнаты, думая, не постучаться ли, но боялась, что она разозлится. Так я и не постучала. На следующий день она уже была мертва. Я жалею, что не сделала этого, что не воспользовалась шансом поговорить с ней последний раз.

Я вздрагиваю от стука в окно. Фото падает из рук. Рядом с машиной стоит Чейз. Он одет так же, как был в школе: темные брюки и футболка. Лишь набросил сверху сине-зеленую толстовку. Черная лыжная шапка скрывает его светло-русые волосы.

Я спешно опускаю окно.

Он открывает рот, чтобы что-то сказать, но затем выражение его лица меняется.

– Что случилось?

– Ничего. А что?

Он проводит пальцем под моим глазом, потом поднимает его. Я вижу каплю влаги на нем.

– Я постоянно плачу, – говорю, проводя руками по лицу. – Это мой недостаток. Даже если не хочу, слезы сами катятся. Думаю, у меня увеличенные слезные железы или что-нибудь в этом роде. Рейчел была совсем другой. Она никогда не плакала.

При звуке ее имени между нами повисает молчание.

– Извини, – бормочу я.

– За то, что ты упомянула Рейчел? Не стоит. Мне жаль, что тебе неудобно говорить со мной о твоей сестре. Но понимаю и не виню тебя. – Он сует руки в карманы. – Я увидел твою машину из окна гостиной. Ты следишь за мной?

Почему-то, несмотря на ту злость, что еще чувствую по отношению к родителям, я смеюсь.

– Если хочешь, – хотя веселье быстро затухает. – Ты пришел сюда, чтобы попросить меня уехать? Твоя мама меня видела? Она разозлилась?

– Нет. Разочарована, что еще хуже. – Он пытается улыбнуться, но не может, потому что слишком расстроен сам. – Я бы предпочел, чтоб она была как отец, который притворяется, будто меня вовсе нет. Но вместо этого она все так же продолжает любить меня, а я продолжаю… – он тяжко вздыхает, – все портить, – завершает он. – Как бы там ни было, я пришел сказать спасибо за то, что ты вступилась за меня сегодня.

– Правда? Думала, ты будешь злиться, потому что я сделала только хуже.

– Нет, я был неправ, когда говорил это. Эти парни хотят отрываться на ком-то, а я – легкая мишень. На их месте я, вероятно, делал бы так же.

– Нет, ты бы не стал. – Я знаю это.

Уголок его рта дергается.

– Да, вероятно, ты права: не стал бы. – Он на минуту опускает голову, а когда поднимает взгляд, улыбки уже нет, но есть что-то теплое, отчего я вся дрожу. – Приятно, что я не один.

Дрожь становится сильнее. Я впиваюсь пальцами в руль, лишь бы не сделать никакой глупости.

– Никто не должен быть один.

Повисает еще одна неловкая пауза. Он сует руки глубже в карманы и ковыряет асфальт носком ботинка. Я стискиваю искусственную кожу руля так сильно, что на ладонях, наверное, останутся следы от швов.

– Как дела дома? – наконец спрашивает он.

– Нормально, – вру я. Не могу же я рассказать, что родители сходят с ума после этой истории в школе, что они снова сняли мою дверь и что я позорно сбежала после одной из худших ссор, какие у нас случались. Он будет чувствовать себя виноватым и никогда больше не заговорит со мной. А к такому я не готова.

– А у тебя?

– Были дни и получше, – признается он. – Мэр не слишком доволен. Из-за этого инцидента у меня в личном деле появится отметка, и, если их накопится три, меня исключат из школы.

– Что? Это нелепо! – Я снова злюсь. – Ты невиновен!

– Они не знают этого наверняка. У полиции недостаточно оснований для моего ареста, но в школе работают другие правила. – Он пожимает плечами, все еще держа руки в карманах.

– Чушь собачья!

– Не думай об этом, – советует он. – Я буду стараться избегать неприятностей, и в конце концов это все станет неважным.

– А как насчет Троя и Джеффа?

Он снова пожимает плечами.

– Буду держаться от них подальше.

– Ты держался от них подальше с начала занятий. Это они постоянно встают у тебя на пути.

– Может быть, и так, но лучший способ избавиться от задир – игнорировать их. Знаю это из личного опыта. – Он делает ударение на слове «личный», и я понимаю, что он говорит о времени, проведенном в колонии.

Рейчел верила в справедливость. Пока арбитр судил игру честно, она принимала любой счет, даже если он был не в ее пользу.

– Он никому не подсуживал, – однажды сказала она после игры. – Большего и желать не стоит.

Я думаю, она сказала бы, что Чейза уже наказали и что мы должны оставить это позади. Но мне интересно, сможем ли мы, все мы.

Я спрашиваю его:

– Как думаешь, мы: ты, я, мои родители, твои родители, ребята в школе… – кто-нибудь из нас сможет оставить позади то, что случилось с Рейчел?

Чейз делает глубокий вздох и размышляет об этом. Мне нравится, что он не отвечает сразу.

– Часть меня желает этого, но другая верит, что так поступать неправильно. Не думаю, что забуду то, что сделал. Если это значит, что ко мне будут цепляться в школе или я не смогу в будущем получить работу, буду в чем-то ограничен, я не стану роптать. Я забрал чужую жизнь. Рейчел никогда не сможет пойти на выпускной бал или снова сидеть на занятиях. – Он замолкает и смотрит в сторону.

Слезы заполняют мои глаза, я моргаю как сумасшедшая, чтобы не дать им пролиться. Когда взгляд Чейза возвращается ко мне, его глаза тоже влажные.

– Значит, мы не можем быть друзьями, а это принять трудно. – Он расплывается в своей убийственной полуулыбке и. хлопает рукой по крыше моей машины. – Тебе, наверное, стоит поехать домой. Увидимся позже.

С этими словами он уходит.

Поверить не могу.

– Трус, – бормочу я еле слышно.

Завожу машину и еду домой. Не могу сказать, что помню дорогу назад. Я способна думать лишь о его словах и той горечи и сладости, что смешались в них.