Неизвестный террорист - Ричард Фланаган

И Куколка вдруг утратила прежнюю уверенность. И уже не так ясно представляла, что, собственно, ей сказать Моретти. О чем она может его попросить? Как сумеет объяснить, что именно с ней случилось? Ее нынешнее положение выглядело настолько странным, прямо-таки невероятным, что на мгновение она и сама засомневалась в правильности своего решения. Ну да, Моретти, возможно, очень богат, но что, в конце концов, может сделать даже такой богатый человек? Даже если он ее поймет и поверит ей – как, скажите на милость, он сможет ей помочь? И то, что всего несколько минут назад казалось Куколке простым и очевидным, теперь выглядело чересчур сложным и до идиотизма запутанным.

Пребывая в смятении, Куколка готова была повернуться и убежать, однако, поскольку она уже успела нажать на кнопку дверного звонка, осталась. В эту минуту дверь отворилась, и на пороге возникла кривоногая особа в длинном синем фартуке – видимо, кто-то из приходящей обслуги, догадалась Куколка.

Теперь она была просто вынуждена что-то сказать.

– Не могли бы вы передать мистеру Моретти, что пришла Кристал? – попросила она женщину.

Та внимательно на нее посмотрела и переспросила:

– Как-как?

– Кристал, – повторила Куколка.

Женщина продолжала тупо на нее смотреть, и Куколка почувствовала себя униженной. Потом служанка снова переспросила:

– Кристал?

– Да, именно так, спасибо, – сказала Куколка и улыбнулась этой паршивой суке.

Женщина исчезла. Из приоткрытой двери доносился смех гостей, и это вызывало у Куколки прямо-таки нервный озноб. Через некоторое время послышалось знакомое урчание электромотора, и из-за угла выехал на своем кресле Моретти.

– Да? – спросил он, не потрудившись даже назвать ее по имени. И вообще он держался с ней иначе, чем по утрам в понедельник: сейчас он был холоден, раздражен, и его глаза за стеклами очков Porsche в красной оправе больше не выглядели полусонными, как у совы; сейчас они смотрели остро и пронзительно, как луч лазера.

– Извините, мистер Моретти… – произнесла Куколка, потому что нужно же было ей хоть что-то сказать, и умолкла.

Она стояла перед элегантной дверью из кедра, смотрела на сидящего в инвалидном кресле Моретти, и ей казалось, что в голове у нее произошло короткое замыкание, что ее мозг просто не выдержал перегрузки последних дней, за которые столько всего на нее обрушилось; теперь она была не в состоянии найти нужные слова, заставить хоть одно из своих воспоминаний вновь всплыть и заставить язык говорить.

Собственную жизнь она воспринимала сейчас всего лишь как невнятное отражение того, что рассказывали о ней в СМИ. И вместо того, чтобы этому воспротивиться, она вдруг подумала, что, наверное, ей стоило бы прийти к согласию с тем, что говорят телевидение, радио и газеты, а не отрицать сказанное ими и уж точно не пытаться найти от них спасение у Моретти. В конце концов, всегда стоит прийти к некоему соглашению и даже, может, подчиниться. Все равно ведь всегда, так или иначе, приходится приспосабливаться, а сейчас это особенно важно – если учесть, что ей отведена ненавистная роль террористки.

И Куколка стояла на пороге дома Моретти, чувствуя, что сама отдала себя на милость этого жалкого мудака, и понимала, что с ее стороны это было полным безумием. Но, с другой стороны, разве все остальное – не безумие? Так что же ей делать: приспособиться, смириться или же, наоборот, противостоять этому чудовищному миру? На нее обрушилась огромная страшная беда, и она никак не могла разобраться в случившемся, она попросту не находила для этого слов; однако беда уже обрушилась, и теперь именно она каким-то образом оказалась во всем виноватой. Она смотрела на Моретти и странным образом чувствовала себя настоящей преступницей. «Возможно, – думала она, – это со мной что-то не так, а вовсе не с этим миром? И я именно поэтому не нахожу с ним общего языка? Наверное, моя вина и состоит в несогласии с ним».

Все это ей и нужно было объяснить Моретти, рассказать обо всех этих противоречащих друг другу вещах, попросить у него защиты. Но разум отказывался ей подчиняться, и она по-прежнему не находила слов, чтобы хоть как-то выразить свои замороженные, застывшие мысли.

– Твое время – утро понедельника, – прошипел Моретти. – Если я захочу тебя видеть в какое-то другое время, я тебе сообщу. – И он слегка толкнул кедровую дверь, пытаясь ее закрыть.

Понимая, что дверь захлопнется и этому непременно нужно помешать, Куколка вытянула руку и придержала ее.

– Понимаете, я где-то кошелек потеряла, – внезапно заявила она и почувствовала, что на губах невольно возникла та отвратительная, «клубная», улыбка. Но, хотя голос у нее слегка дрожал, она все же на удивление легко продолжала врать дальше, как если бы сейчас был самый обыкновенный вечер у них в клубе. – Мне кажется, я его здесь случайно забыла.

– Я ничего не заметил, – сказал Моретти.

– Вы не возражаете, если я войду? – Она улыбнулась. – Я быстренько посмотрю и сразу уйду, хорошо?

– У меня гости, – отрезал Моретти, явно давая понять, что ее появление в доме крайне нежелательно.

Куколка промолчала, но не предприняла ни малейшей попытки уйти.

– Ну, хорошо, – буркнул Моретти, внезапно смягчившись. – Посмотри. Потом сама за собой дверь захлопнешь. – Он описал полукруг на своем кресле, собираясь уехать, но вдруг снова развернулся и, подъехав к Куколке вплотную, сказал: – Между прочим, чтобы спастись, тебе понадобится нечто большее, чем иной цвет волос. Считай на этом наш с тобой договор исчерпанным. Сегодня мы видимся в последний раз. – С этими словами он снова ловко развернулся и покатил в столовую.

А Куколка так и осталась стоять в дверях. Она чувствовала себя самой распоследней сукой – грязной, вонючей сукой – и прекрасно понимала, что ей вообще не следовало бы здесь находиться. Как понимала теперь и то, что Моретти – даже если б она заранее сумела все продумать – помогать ей не стал бы, ибо он явно успел уже кое-что разнюхать и хотел только одного: поскорее послать ее ко всем чертям.

И все же, не зная, что еще делать, Куколка прошла на кухню, мимоходом заметив, что в огромной столовой уже рассаживаются приглашенные к обеду гости. На нее, похоже, никто внимания не обратил. На кухне хлопотала повариха, та самая кривоногая женщина в синем переднике; ей помогала молодая девушка, весьма модная и одетая, как официантка. Некоторое время Куколка притворялась, будто ищет пропавший кошелек, но, естественно, ничего не нашла и сказала, что еще поищет в библиотеке. Она знала, что там сможет немного побыть одна.

В библиотеке ее внимание привлекла лежавшая на боковом столике открытая книга с черно-белыми фотографиями. Куколка наклонилась ближе и некоторое время рассматривала снимок какой-то женщины с обритой головой, стоявшей в окружении толпы. Она перевернула страницу, и оказалось, что дальше следует целая серия подобных фотографий, и на всех из них обритые наголо женщины. Подпись под первой фотографией гласила: КОЛЛАБОРАЦИОНИСТКА, а дальше мелким шрифтом следовало пояснение: