Неизвестный террорист - Ричард Фланаган

Итак, утешала она себя, пока что в распоряжении органов безопасности имеется всего несколько кадров весьма сомнительного качества, сделанных камерой наружного наблюдения, какие-то непонятные старые фотографии и совершенно идиотская видеозапись ее танца в парандже. И нигде она, пожалуй, толком на себя не похожа; во всяком случае, точно не похожа на Джину Дэвис, какой та бывает в обычной жизни; а уж теперь, с новым цветом волос и с новой стрижкой, сделанной Уайлдер, в ней и вовсе будет довольно трудно узнать прежнюю Куколку. Однако ей все равно казалось, что в толпе все же могут найтись те, кто ее узнает и захочет сдать ее полиции, а в полиции ее запросто могут взять и пристрелить, если им вдруг в голову такое придет. Поэтому Куколка шла очень быстро, опустив голову, и старалась ни на кого не смотреть.

И все же она повсюду на улице видела свое лицо, слышала свое имя в обрывках чужих разговоров – например, одна весьма величественного вида дама, выходя из бара-кондитерской и вдыхая жаркий ночной воздух, прощебетала: «Да я как-то и не успела как следует дослушать историю этой танцовщицы…» Куколка мгновенно отвернулась, и дама проследовала мимо нее; за ней тянулся запах Chanel No.5, смешиваясь с липкой вонью горячего жира и помоев, доносившейся из кухни ближайшего ресторана. Но до ушей Куколки успела долететь последняя фраза этой дамы: «Я только надеюсь, что ее схватят раньше, чем она успеет до нас добраться».

Этот город, который еще совсем недавно казался ей истинным воплощением свободы, теперь неумолимо сжимал вокруг нее смертельно опасное кольцо; жара, адский трафик, полицейские сирены, грохот и визг строительных механизмов, никогда, похоже, не останавливающихся, – все это теперь почему-то тяжело давило на нее, казалось враждебным, наполняло душу дурными предчувствиями.

На минутку подняв голову, Куколка увидела, как усталый продавец упаковывает свой товар, выставленный на стенде у входа; он складывал его в клети из металлической сетки и заносил на ночь внутрь магазина. Клети были оклеены газетными баннерами с кричащими подписями: ГНЕЗДА ТЕРРОРИСТОВ ПО ВСЕМУ ГОРОДУ! ЛЮБОВНИКИ-ТЕРРОРИСТЫ! ГОТОВ ЛИ СИДНЕЙ К ХУДШЕМУ? Заметив, что Куколка на него смотрит, усталый продавец глянул в ее сторону, хрипло поздоровался, а потом вдруг, перестав работать, уставился на нее в упор и пробормотал:

– Не пойму, отчего ваше лицо кажется мне знакомым… Никак не могу вспомнить, где я мог вас видеть? Может… Вы случайно не на телевидении работаете? Или где-то в таком месте? Так, да? Вы, наверное, знаменитость. Вы уж меня извините… Ну, никак я не могу вспомнить, где я вас видел! Может, вы снимались в телешоу «Большой брат»?

– Хотелось бы, – улыбнулась Куколка и пошла дальше.

Все было не так, как прежде. Мартин Плейс, где она когда-то счастливо паслась в дизайнерских бутиках, сейчас показалась ей такой же пустой и чужой, как руины какого-то древнего города, который утратил свое значение еще в стародавние времена. На мгновение она остановилась, но увидела вокруг лишь пестрые флажки и разноцветные картинки, которые ни о чем ей не говорили. Dolce & Gabbana. Louis Vuitton. Что означают эти слова? На вертикальных баннерах, выставив перед собой дизайнерский знак, красовались юные модели, почти дети, с отсутствующими лицами и странным несфокусированным взглядом – казалось, они стали невольными свидетелями резни или чего-то столь же ужасного и до сих пор не могут прийти в себя. Versace. Gucci. Armani. У Куколки возникло мимолетное ощущение, что перед ней останки некогда великой, но теперь погибшей цивилизации, язык которой уже не поддается расшифровке – вроде той, что создала храмы Ангкор, которые Уайлдер однажды посетила, а потом показывала знакомым фотографии этих чудесных мест, великолепных строений и прекрасных, но странных предметов, свидетельств удивительной культуры, которая обладала и целью, и смыслом, но только до тех пор, пока все вокруг считали, что у нее действительно есть цель и смысл.

А потом это ощущение исчезло, и Куколка вновь увидела перед собой обычную улицу ночного Сиднея, причем такую, которую ей лучше поскорей миновать, и она, ускорив шаг, двинулась дальше, направляясь к гостинице «Ретро».

Ричард Коуди сидел перед монитором в редакции Undercurrent, комнате размером со шкаф для хранения метел, зато с непропорционально большим кондиционером, и струя неприятно пахнущего ледяного воздуха била ему прямо в больную голову. Было уже очень поздно. Молодой редактор Тодд Бёрчел бесцельно мотался туда-сюда, но ничем не мог ему помочь. Нет, это совершенно безнадежно, с тоской думал Ричард Коуди. Ему не хватало главного – того стержня, на который можно было бы нанизать все кусочки интервью и тем самым объединить их. В распоряжении у него было менее суток, и за это время он был обязан создать спецвыпуск, посвященный танцовщице-стриптизерше, оказавшейся террористкой, но он по-прежнему не находил ничего, что можно было бы положить в основу этой захватывающей истории.

Считалось, что Тодд Бёрчел способен смонтировать любой материал. Ему было совершенно безразлично, хорошо ли сделаны связки, искусно ли «дырки» в сюжете заделаны врезками, имеется ли вообще сколько-нибудь полная история, оправдывающая показ данного сюжета. «ЧЕГО БЫ ЭТО НИ СТОИЛО» – таков был девиз Тодда Бёрчела, начертанный на его бейсболке; эта бейсболка, вне зависимости от погоды или ситуации, постоянно красовалась у него на голове. Но даже Тодд Бёрчел в данный момент пребывал в растерянности, не зная, что делать. Он сокрушенно пощелкал языком, стуча пирсингом о передние зубы, и сказал задумчиво:

– А может, все это просто гребаная фигня? – Ричард Коуди, обдумывая этот вопрос, стал методично рвать на мелкие кусочки какой-то конверт, а Тодд Бёрчел продолжал: – Ну, то есть спит она с каким-то парнем, а потом вдруг оказывается обвиненной во всех грехах – от атаки на башни-близнецы до подозрения на рак у Кайли Миноуг. Как-то все это странно, по-моему. И вообще, с какой стати у такой девицы, как она, могло возникнуть желание стать массовым убийцей?

Тодд Бёрчел уже начинал раздражать Ричарда Коуди. В конце концов, думал он, я же не давал себе обещания создать из этой женщины образ монстра, даже если не найдется никаких реальных свидетельств того, что она совершила нечто противозаконное. Нет, ни в коем случае. Ибо это стало бы отвратительным проявлением цинизма, а любой настоящий циник просто обязан быть исключительно искренним в своих убеждениях. Скорее уж, предположил Ричард Коуди, можно представить себе вполне взрослую женщину, настолько травмированную жизнью, что она утратила способность чувствовать, сострадать и сопереживать, а потому и может с легкостью совершать даже самые чудовищные в своей жестокости действия. В итоге ему и самому стало страшно при одной лишь мысли о том, что где-то действительно существует эта женщина-монстр, лишенная чувств и эмоций, а значит, способная запросто убить сотни людей. Но вопрос Тодда Бёрчела так и остался без ответа: с какой стати у нее могло возникнуть такое желание?

И снова Тодд Бёрчел, действуя Ричарду Коуди на нервы, поцокал языком, стуча пирсингом о передние зубы, словно рассчитывая, что босс прямо здесь и сейчас опишет ему конкретный сюжет. Но Ричард Коуди, чувствуя себя оскорбленным, молчал, и Тодд Бёрчел счел за лучшее временно удалиться, сказав, что принесет пива.