Наперстянка - Аделин Грейс

взгляд. В разных глазах, на разных лицах, но всегда одинаковый. Она видела его, когда Киллинджеры бежали после смерти ее дяди. Когда выходила из дома тети Магды полгода назад, и, казалось, все жители города вышли на улицу, чтобы перекреститься, глядя ей вслед.

Это был взгляд, полный презрения.

Ненависти.

Страха.

Но больнее всего было то, что на этот раз он принадлежал Блайт.

– Ты убила его. – Это был не вопрос. Это было заклинание, которое кузина шептала снова и снова, прижимая к себе мертвого жеребенка. – Почему, Сигна? Зачем ты это сделала? – Как только вопрос сорвался с губ Блайт, что-то внутри Сигны разбилось вдребезги.

Возможно, она была не создана для этой жизни. Ей не суждено иметь живых друзей, дышащих людей, которые заботились бы о ней. Потому что рано или поздно они бы начали смотреть на нее так же, как сейчас Блайт.

Было бы все по-другому, если бы она обратилась к другим своим силам? Если бы отбросила песню сирен о жнеце и воззвала к обжигающей магии Жизни? Стала бы она счастливой или так и осталась бы той же девушкой, которой была прошлой осенью, сосредоточенной исключительно на том, чтобы нравиться всем вокруг?

– Верни его. – Голос Блайт сочился смертельным ядом, отчего у Сигны перехватило горло. – Верни его сейчас же.

– Я не могу…

– Сейчас же, Сигна! Я хочу, чтобы он вернулся!

В душе нарастало чувство вины, и внутри снова вспыхнул жар, когда она попыталась дать Блайт желаемое, выдать себя за человека, достойного ее любви. Сила прожигала ее насквозь, и Сигна испугалась, как бы ее кожа не расплавилась. Однако она не стала от нее отгораживаться, вцепившись пальцами в гриву жеребенка, даже когда на глаза навернулись слезы, а из горла вырвался крик.

Это заняло секунды, которые показались годами мучений; как будто девушка побывала в глубинах ада и горела заживо. Она слышала, как где-то вдалеке ее зовет Ангел смерти, хотя и не могла разобрать слов. Слушать было слишком больно. Сосредоточиться. Делать хоть что-нибудь… пока внезапно все не исчезло.

Жар ушел, и теперь грудь жеребенка вздымалась и опускалась под рукой Сигны. Он высвободился из объятий Блайт, а туман, окутывавший его взгляд с самого рождения, рассеялся.

Его грудь мерно двигалась. И Сигна не думала ни о чем, считая каждый вдох.

Один. У нее получилось…

Два. Она сделала это.

Три… Сигна сразу же повернулась к Ангелу смерти, но когда яд белладонны вывелся из крови, а сердце снова забилось быстрее, он исчез из виду.

– Я вернула его. – Сигна уставилась на жеребенка. Ее руки будто горели огнем, и ей пришлось прикоснуться к губам, чтобы убедиться, что они не расплавились. Она повернулась к Блайт, не зная, чего ожидать. Кузина поднялась на дрожащие ноги и попятилась, как будто Сигна была самим дьяволом.

Потому что об этом она просила.

Именно этого хотела.

И все же, произнеся слова, такие злобные, что каждое из них было хуже смерти, Блайт выдавила из себя:

– Я говорила не о лошади.

Сигну обдало холодом, унося следы мучительного жара. И впервые он не принес утешения. Девушки смотрели друг на друга, Блайт – хищница, а Сигна – раненая добыча.

– Я могу объяснить… – начала Сигна, но Блайт не дала ей закончить.

– Мне нужно, чтобы ты сказала мне одну вещь. – Хотя Блайт говорила очень тихо, Сигна не слышала ничего, кроме ее голоса. – Мне нужно знать, действительно ли мой брат покинул Торн-Гров в ночь пожара.

Сигна отдала бы все на свете, чтобы обрести эти способности раньше. Появись они на несколько месяцев раньше, она могла бы сама спасти Блайт. И нашла бы другой способ разобраться с Перси.

Почему именно сейчас? Когда уже слишком поздно что-либо менять?

Девушка опустила голову и, хотя знала, что обрекает себя, сказала:

– Нет.

Блайт поднесла руку ко рту, едва сдерживая рыдания, сотрясавшие ее тело. И через силу выдавливала каждое слово:

– Мой брат жив?

– Блайт…

– Да или нет! – Ее резкий голос не ранил, а убивал. – Перси жив?

Сигна знала, что этот вопрос когда-нибудь прозвучит. Все это время ждала, что однажды ей придется признаться, как она поступила с этой семьей. И жалела только, что время расплаты наступило так быстро. Что провела с Блайт так мало времени, прежде чем потерять ее навсегда.

Но ее предупреждали о цене за испытание Судьбы и игру в Бога, и, похоже, пришло время отвечать за свой выбор.

– Нет, – прошептала Сигна, зная, что всю оставшуюся жизнь будет мечтать забыть этот момент. – Он мертв.

Блайт не моргала. Не дышала и даже не шевелила губами. Единственным признаком того, что она услышала Сигну, было то, как она обхватила себя дрожащими руками, словно пытаясь поддержать. И когда Блайт наконец заговорила, прерывисто выдохнув, то стала воплощением зимы, каждое слово бушевало с силой бури.

– Я хочу, чтобы к утру ты убралась из Торн-Гров.

Девять слов, которые прошептала Блайт. Всего девять слов, и Сигна почувствовала, что призрачное счастье ускользает из ее рук.

Не ожидая ответа, Блайт подобрала юбки и выбежала из конюшни. Все, что могла делать Сигна, – это сидеть в оцепенении и смотреть, как жеребенок наклоняется, чтобы полакомиться сеном.

Глава 23

Сигна не задумывалась о том, что будет делать дальше. Мысли вызвали бы чувства, а она не хотела страдать. Пока нет.

Через несколько секунд после ухода Блайт Уильям в панике вернулся и увидел, что Сигна, обхватив руками колени, не мигая наблюдает за жеребенком.

– Мисс Фэрроу? – В его голосе слышался страх.

Если бы Сигна могла видеть себя со стороны, то поняла бы, почему он отступил на шаг, когда она встала и посмотрела на него. Она бы увидела свои дикие глаза и солому в волосах. Заметила бы, как сильно сжимала кулаки, словно ногти стали когтями, и боль, перекосившую ее лицо, словно треснувшую фарфоровую чашку. Одно неверное слово, движение, и она разобьется вдребезги.

– Оставь меня в покое.

– Уже поздно, – прошептал Уильям. – Я пришел, чтобы проводить вас обратно в поместье.

Сигна бросила на него такой уничтожающий взгляд, что он резко закрыл рот, шагнул внутрь стойла и подхватил жеребенка на руки.

– Оставайтесь сколько пожелаете. А я отнесу дитя к его матери. – Уильям как будто бы спрашивал, и Сигна кивнула. Будет лучше, если ей не придется смотреть на жеребенка – на доказательство того, кем она была и что совершила.

Она подождала, пока Уильям исчезнет. Когда единственными звуками стало шуршание хвостов и тихий топот копыт, девушка подняла