Наперстянка - Аделин Грейс

– У вас будет час, – объявил надзиратель с пятнистым лицом, быстрым шагом ведя их через тюрьму вниз по каменной лестнице, такой крутой и потрескавшейся, что Блайт пришлось опереться ладонью о стену, чтобы не упасть. С каждым шагом воздух становился все холоднее, и довольно скоро она поняла, куда именно их ведут. Ее отца держали в древнем промозглом подземелье.

– Это всего лишь визит, – прошептал Байрон, как будто чувствовал закипающий гнев Блайт. – Он вернется наверх к остальным, как только мы уйдем.

Блайт не понравились эти слова. Она собралась с духом, когда открылась дверь, и приготовилась увидеть своего отца впервые за месяц. Но невозможно было подготовиться к тому, что ждало ее впереди.

Элайджа Хоторн стал лишь тенью того человека, которым когда-то был. Он слишком быстро похудел, и кожа на шее обвисла. Его лицо было изможденным, а тело таким иссохшим, что, казалось, один сильный порыв ветра может свалить его с ног. Кожу под глазами испещряли темно-фиолетовые морщинки, и он выглядел еще более растрепанным, чем годом ранее, когда скорбел о смерти матери Блайт. На губе у него был порез, красный и кровоточащий, и Блайт вцепилась в прутья камеры, чтобы унять свой гнев.

Она с трудом узнала своего отца, такого маленького и невзрачного в поношенной серой униформе, прикованного к стулу. Только его глаза удерживали Блайт от отчаяния – не такие яркие и озорные, как раньше, но и не такие несчастные, как у обреченного человека. Огонь в них слегка потускнел, но она была рада видеть, что он еще не погас.

Дверь камеры со скрипом закрылась за ними, и у Блайт перехватило дыхание, когда отец взглянул на нее, и его лицо смягчилось.

– Ты отрада моих глаз. – Он откинулся на спинку стула, звякнув кандалами. – Как ты, девочка моя?

От избытка чувств у Блайт навернулись слезы, которые она не собиралась показывать. Ей так хотелось обнять отца и не отправиться за это обратно в карету.

– Уже лучше теперь, когда я увидела тебя, – ответила она. – Чего нельзя сказать о тебе. Что случилось с твоим лицом?

Когда Элайджа попытался прикрыть порез рукой, Блайт обратила внимание на охранника у входа в камеру. Если это сделал он, она сожжет его на костре. Но прежде, чем она успела уточнить, Байрон схватил ее за плечо и крепко сжал.

– Хватит, – прошипел он. – Сейчас не время и не место для таких вопросов. – Нельзя было не заметить пристального взгляда Байрона, когда он оценивал Элайджу, который откинул голову назад с самой злобной усмешкой.

– Полагаю, тебе приятно видеть меня таким? – Его горечь была настолько неожиданной, что Блайт замешкалась, переводя взгляд с одного мужчины на другого. Байрон опустился на стул. Учитывая пристальный взгляд охранника, ей ничего не оставалось, кроме как последовать его примеру.

– До суда осталась неделя, Элайджа. Нам нужно обсудить другие вопросы.

Горло Блайт сжалось от паники. Неделя. Она была так увлечена Сигной, что совсем забыла о суде.

– Ты присматриваешь за «Греем»? – Элайджа усмехнулся. Блайт снова окинула взглядом мужчин, гадая, что же она упустила.

– Конечно, я. – Если на Байрона и можно было в чем-то рассчитывать, так это в поддержании семейного дела. – Но какое это имеет значение? Учитывая все, что произошло, и год твоих усилий, направленных на уничтожение репутации клуба, у нас нет ни одного посетителя.

Элайджа нервно провел ногтями по штанам.

– В ящике стола в моем кабинете лежит список ожидающих. Пригласи тех, кто в нем значится, – они захотят заявить о себе, пока есть такая возможность. Все это скоро закончится.

Это было последнее, что Блайт хотела услышать от отца. Он спрашивал не потому, что беспокоился о «Грее», а потому, что волновался за них. Элайджа хотел, чтобы о его семье позаботились, если его признают виновным, и от одной мысли об этом к горлу Блайт подступали рыдания.

– Пригласи их сам, когда выйдешь отсюда через неделю, – сказала она.

Элайджа потянулся, как будто хотел сжать ее руку, но кандалы остановили его. Лицо Блайт исказилось от горя; больше всего на свете ей хотелось разбить их.

– Почему Сигна не пришла? – спросил отец, когда молчание затянулось, и его челюсть напряглась. И хотя настала очередь Блайт давать объяснения, Байрон вмешался:

– Мисс Фэрроу уехала в свое поместье Фоксглав сегодня утром.

Кандалы Элайджи звякнули о спинку стула.

– Она намерена вернуться в Торн-Гров?

– Сомневаюсь, учитывая, что она взяла с собой горничную.

Элайджа увял у них на глазах, его кожа приобрела болезненный оттенок. Плечи ссутулились.

– Если уж она решила нас бросить, то, боюсь, нам придется труднее, чем я ожидал.

Блайт ненавидела негодование в его голосе. Ей настолько не понравилось, что его взгляд потух, что она стукнула кулаком по столу, чтобы привлечь его внимание. За ее спиной надзиратель выкрикнул предупреждение, а она откинулась на спинку стула, все еще кипя от злости.

– Ты не имеешь права так говорить. – Голос Блайт звучал напряженно и все более гневно с каждым словом. – Мы все пытаемся очистить твое имя. Шансов у Сигны не больше, чем у меня.

Ну и что, что Сигна могла творить невозможное? Блайт тоже могла, хотя и не знала, как это сделать. Она заключила бы сделку с самим дьяволом, если бы тот помог освободить отца.

– Ты уверена, что поиск убийцы покойного лорда Уэйкфилда – это то, на чем мы должны сосредоточиться?

От вопроса дяди по спине Блайт пробежал холодок. И все же именно ее отец многозначительно спросил:

– Есть ли причина, по которой ты считаешь, что мы не должны этого делать?

Байрон пристально посмотрел брату в глаза.

– Я хочу сказать, что, возможно, мы не найдем преступника, Элайджа, и, возможно, пришло время рассмотреть другие способы вытащить тебя из тюрьмы или, по крайней мере, смягчить приговор.

О, как же ей хотелось придушить дядю. Очевидно, Элайджа мечтал о том же, судя по ярости на его лице. Возможно, ему повезло, что его руки были скованы.

– Хочешь сказать, что я убил лорда Уэйкфилда? – Несмотря на гнев, голос Элайджи звучал на удивление спокойно. – И по какой причине мне совершать такую глупость?

Но Байрон отступать не собирался. Казалось, он даже не слышал, насколько нелепо звучали его слова.

– Я ни на что не намекаю. Я всего лишь пытаюсь вытащить тебя отсюда, Элайджа, и у нас заканчиваются варианты.

Элайджа наклонился так близко, как только мог, и прошептал:

– Я не убивал его. Я всегда первым признаю свои прошлые неудачи, которых было немало. Но ты правда считаешь, что я