Танкист Мордора - Павел Мочалов

– Я и не пытаюсь, – вздохнул Серега, – поцелуемся на прощание?

– Чего? – не поняла Этель.

– Ну, это, – смутился Попов, – мне тебя так не хватало.

– А может, еще и любовью займемся, капитан Мордора? Ты хоть понимаешь, мальчик, что своей машиной раздавил все мечты моего народа о свободе? Что без тебя никакой Энамир ничего бы не сделал? Что без тебя и этой проклятой машины Тху пришлось бы снимать часть армии с запада, а здесь он мог завязнуть надолго? Что вон там, за холмом, догорает город, подожженный в первую очередь тобой? И там, среди развалин, лежат обугленные трупы детей, которые никогда не станут взрослыми, девушек, которые никогда не станут матерями, и матерей, которые никогда не увидят внуков? Они лежат, изнасилованные, ограбленные, истерзанные, разрубленные на куски, и в этом виноват именно ты!

Попов почувствовал, что проваливается через все покрытия куда-то на уровень канализации, которой здесь не было. Переход от исповеди к обвинительному заключению произошел настолько стремительно, что напоминал ушат ледяной воды среди знойной пустыни. В груди защемило сердце, а уши готовы были расплавиться. Не найдя, что сказать в ответ, он хрюкнул что-то неопределенное, отодвигаясь на край кровати.

– А чего ты хотел? – Этель явно несло, она почти кричала, – Благодарности за то, что сделал? Ты думаешь, что мне так нравилось спать с сопливым юнцом, что я не смогу отказаться даже в этот момент, когда еще не застыла кровь павших за свободу моей родины? Ты так высоко себя ценишь? Ну конечно, капитан Мордора, властитель душ человеческих! Да нормальной женщине от тебя только щекотно! Ты же хуже Бхургуша, та скотина хоть не скрывает, что готова на все ради Тху! Надо было прирезать тебя перед уходом, я же пожалела тебя, дура! Я не знала, что ты такой исполнительный! Ты даже не попытался промахнуться! Да ты просто мог от них уехать! Ко мне уехать, в конце концов, если ты меня так любил! Орки бы тут же ушли, без этой машины они были бессильны перед крепостью! Какая же я дура, дура, дура! – В бессильной ярости она била кулаками по постели и вдруг бросилась на Серегу, целясь ногтями в глаза. В панике он дернулся назад и кубарем полетел с верхнего яруса на пол, ломая спиной столик.

В глазах потемнело, поясницу свело тупой болью, а сверху уже разъяренной кошкой упала Этель, располосовав ему щеку. Он попытался ухватить нападавшую за руки, но промахнулся в темноте, поймал только левую и тут же получил правой рукой в глаз. В голове словно взорвалась петарда, но Серега все же сумел схватить поразивший его кулачок. По платформе уже грохотали ноги Гудрона, и в этот момент капитан Мордора получил коленом в пах. Острая боль раскаленной пикой прошла в мозг, из глаз брызнули слезы, а руки сами собой разжались, освобождая разъяренную фурию, в которую вдруг превратилась бывшая любовница. Достань она сейчас нож, и Попов не смог бы сопротивляться, но стать жертвенным агнцем ему помешал ворвавшийся в помещение Гудрон. В темноте орк видел лучше Сереги да и подготовлен был к таким ситуациям. В следующее мгновение Этель оказалась в его объятиях.

– Вы тут чего творите? – громким шепотом возмутился телохранитель. – Зиргановы обалдуи только спать улеглись, а вы грохочете? Ополоумели вконец?

– Пусти! – взвизгнула Этель, но мощная ладонь орка тут же зажала ей рот. Девушка попыталась еще взбрыкнуть, однако, стиснутая лапами Гудрона, быстро затихла.

– Вот и славно, – с облегчением выдохнул орк, – тихо надо, тихо и аккуратно. Успокоилась?

– Да, – еле слышно отозвалась Этель.

– Тогда плащик на себя набрасывай и за мной тихонько наружу. Орки спят, сейчас инженер платформу остановит, чтобы колеса проверить, вот твое время и настанет. Мешок свой не забудь. – И орк черной тенью скользнул через дверь.

Этель схватила лежавший на полу около головы Сереги туго набитый заплечный мешок, накинула серый плащ и словно растворилась в темноте. В следующее мгновение полог колыхнуло, словно порывом ветра, и капитан Мордора остался один, лишь едва уловимый аромат женщины еще плыл в воздухе.

Попов кое-как соскреб себя с пола и забрался на кровать. Спины он не чувствовал, левый глаз стремительно затекал, правая щека горела огнем, пах распирал тупой комок боли, но хуже всего было ощущение стыда и позора, от которого хотелось немедленно удавиться.

– Вот так поговорил. Утешил, мать твою, дурачок местный. – Ощущение стыда усиливалось оттого, что часть обидных слов была правдой. Без танка Энамир ковырялся бы долго, очень долго. Возможно, что никакой операции не было бы вообще. Но как, как было уйти? Как расстаться с надеждой на возвращение? А она не поняла, не захотела понять. У нее своя правда, она знает, за что бьется. И у Гудрона своя правда, он тоже знает – за что. А я – за что? Нет ответа и не было. Хожу по кругу в своих терзаниях и сомнениях, но с каждым кругом опускаюсь все глубже. Мало того что был капитаном Мордора, теперь повязан с Мордором кровью. И дела никому не будет, почему ввязался в это дерьмо! Ты плохой просто потому, что не с нами, вот и вся логика. Тут тебе и суд, и приговор заранее без права на обжалование. Не с нами – и точка. На березу его, сердешного, и повыше, повыше!

– Ну и ладно! – обозлился вдруг Попов и даже выкрикнул это в темноту. Ну и пошли вы все! Я, значит, плохой, а вы все – в шоколаде? Мне, значит, детей и женщин не жалко, а вы все только о них и печетесь? Я, значит, хуже Бхургуша? Хрен с ним! Вы добились, чего хотели. Больше не будет дурацких колебаний: стрелять – не стрелять, доносить – не доносить. Будем биться за светлый орочий мир, за теплое местечко в этом будущем мире.

К моменту, когда вернулся Гудрон, он уже убедил себя в том, что выбросил Этель из сердца и теперь назло ей способен творить самые черные дела. Появление орка совпало с началом движения. Добавив света, телохранитель с удивлением воззрился на царящий в комнатушке разгром, а главное – на разодранную физиономию капитана Мордора. Всплеснув руками, он так и сел на пол посреди обломков столика:

– Балрог мне в печень! Как же это, господин? Кто вас так разукрасил? Постойте, это Этель, что ли? Это вы подрались, что ли? Из-за этого и шум? Я-то думал, что просто с кровати сорвались. Грохот такой был, что я подпрыгнул. Нашли, думаю, время. А у вас тут драка! Чего не поделили-то?

– Чего, чего… повесила на меня всех собак за штурм ее родного гнездышка, и если бы не ты – точно б убила.

– Ну и ну, – покачал головой Гудрон, – дела… Вы на нее зла не держите, господин, известное дело, по краешку смерти прошла, душа как струна дрожит, а тут вы, да еще, наверное, с утешениями?

– Не, – криво усмехнулся Серега, – поцеловаться предложил. На прощание.

– А, ну тогда понятно. – Слушая Попова, орк выпотрошил заплечный мешок, с помощью воды из фляги и каких-то ингредиентов соорудил ему примочку на затекший глаз, критически оглядел сделанное и занялся расцарапанной щекой. – И вообще, вы меня, конечно, извините, господин, но никогда я не понимал этого вашего человеческого муслякания. Сколько раз видел, столько раз меня и передергивало. Ну, ладно еще в щеку, хотя я бы за чужие слюни у себя на щеке точно бы в рыло заехал. А уж в губы… никогда бы не дался, хоть режьте меня.