Лучше поздно! - Жиль Легардинье

– Молодец, дружок, так держать! Берег уже близко, ты почти добрался.

В сгущающейся темноте, под холодным зимним ветром, мужчина, собака и котенок выбрались на берег. Все трое промокли до нитки, и никому не приходило в голову кого-то бояться. Котенок чихнул первым. Тома взял его на руки и погладил Аттилу.

– Дружище, ты первый пес в моей взрослой жизни, которого мне хочется расцеловать.

Вдали, выше по течению, Майкл звал свою собаку. Даже в самых проникновенных выступлениях в его голосе не звучало столько отчаяния. Тома сложил руки рупором и крикнул:

– Все в порядке, он со мной!

Доктор осмотрел котенка.

– Ну что, приятель, это приключение надолго отвадит тебя от воды, тебя и твоих родственников на несколько поколений.

Несмотря на стучащие от холода зубы, Тома снял свитер и расстегнул рубашку, чтобы прижать котенка к груди.

– Грейся. Теперь ты в безопасности, я отнесу тебя к твоей матери.

Тома и раньше произносил эту фразу, и на разных языках, но еще ни разу не говорил ее представителю семейства кошачьих.

Троица двигалась вдоль берега, возвращаясь к дому. Аттила кружил вокруг доктора, подпрыгивая, чтобы увидеть малыша. Время от времени, чтобы его успокоить, Тома останавливался и садился на корточки, давая ему возможность понюхать спасенного. Пес тут же принимался вылизывать трясущегося котенка, который был слишком измучен, чтобы хоть как-то реагировать.

Когда Тома проходил мимо завода, он услышал голоса, доносящиеся из фруктового сада.

– Мы идем, все живы! – крикнул он.

Пробравшись через пролом в заборе, он оказался в саду дома престарелых. Все ждали его с другой стороны. Кошка, ее малыши, Майкл, на спину которого Полин уже набросила одеяло, Элен и остальные постояльцы.

– Какая многочисленная группа встречающих!

– Ваши крики всех всполошили.

Майкл бросился к своей собаке.

– Вот кто настоящий герой, – сообщил Тома. – Если бы не его мгновенная реакция, малыш был бы обречен.

Доктор поставил котенка перед его матерью, которая, словно понимая, чем обязана собаке, позволила Аттиле подойти. Она мяукнула и принялась с урчанием вылизывать своего малыша. Конечно, она за него переживала. Если бы он не вернулся, ее огорчение, скорее всего, было бы не таким сильным, как человеческое. И все же. Глядя, как она радуется его возвращению, трудно было увидеть различие между материнскими чувствами животных и людей. Нам всем есть за кого бояться.

Потрясенная Элен приносила тысячи извинений собаке, утешая «своих» кошек. Доктор перевел дух и провел рукой по волосам.

– Все живы и здоровы. Правда, котенок получил переохлаждение. Полин, поможете мне устроить его на ночь возле радиатора? Мари-Лор придется еще немного поволноваться.

– Кто это Мари-Лор?

– Его мать.

– Кошку зовут Мари-Лор?

– А что? Собаку так вообще зовут Аттила.

– Правильно, а меня зовут Жан-Мишель, и это вроде бы никого не шокирует.

– Этот сад – настоящий зверинец, – заметила Шанталь. – Только посмотрите на этих прелестных котят. И пес, какой красавец!

Полин спросила у доктора:

– Вы знали, что мадам Тремельо разводит котят?

– Она их не разводит, они родились у матери, которую она приручила. Это не одно и то же. Думаете, я покупал сухой корм, чтобы самому его есть?

– Не так уж это и глупо… – задумчиво произнес Франсис.

– Что – есть сухой корм?

– Нет, разводить котят. Их можно продавать на ярмарке.

Засмеялась только Франсуаза. Полин подошла к доктору и пощупала его одежду.

– Вам нужно все это снять, иначе простудитесь…

– Ого, становится жарко! – оживился Франсис. – Медсестра хочет раздеть доктора!

– Это напоминает мне одну скверную книгу, которую я недавно прочла, – сообщила Элен.

– Дети, да и только, – улыбнулась Полин. – Скажите, доктор, раз уж мы об этом заговорили и вы знаете маленькие секреты всех присутствующих, может, самое время предупредить меня, не разводит ли кто-нибудь еще из наших постояльцев зверюшек? Мне бы не хотелось наткнуться на аллигатора, когда я буду пылесосить.

Шанталь подняла руку:

– Не знаю, можно ли это назвать разведением, но речь идет о муравьях. Один из них приходит ко мне каждый день и обожает плавать в моем чае. В это время года я вижу его реже. Наверное, потому что холодно. А так мы неплохо ладим.

– Если им холодно, можешь связать им кофты! – воскликнул Франсис.

Теперь котенок свернулся клубочком у живота своей матери, которая сидела, закрыв глаза и громко урча. Пес держался рядом, виляя хвостом.

Шанталь проворчала:

– Иногда ты бываешь таким глупым, Франсис. Муравьи не носят кофт.

– Так они и плавать не умеют! Каждый раз ты пьешь чай с дохлым муравьем в чашке!

Услышав стук в дверь, Тома решил, что кто-то из жильцов забыл ключи. Он открыл, готовясь встретить его шуткой, но на пороге стоял не молодой человек. Это была Эмма.

– Здравствуйте, я девушка Ромена. Вы доктор Сел-лак?

Ему удалось лишь утвердительно кивнуть.

– У нас с вами назначена встреча. Вы помните?

Он снова молча кивнул, как осел.

– Спасибо, что согласились уделить мне немного вашего времени.

Тома был в панике. Он готовился к звонку. Даже с этой мыслью ему было сложно свыкнуться, но у него получилось. Он работал над своим голосом, интонациями, представлял, какими могут быть вопросы, готовил ответы. Он советовался с Полин и даже с Франсисом. Упорно тренировался, словно спортсмен высшей лиги, готовящийся принять участие в мировом первенстве по телефонным разговорам.

С обеда его напряжение начало расти. Он старался себя чем-то занять, лишь бы не думать о приближающемся времени звонка, но это не мешало ему все чаще смотреть на часы. Он догадывался, что разговор будет непростым. Он знал, что беседовать со своей дочерью, как с совершенно незнакомым человеком, ему будет невыносимо трудно, что придется разыгрывать целый спектакль. И она ни в коем случае не должна была догадаться ни о том, что предшествовало поднятию занавеса, ни об истинной личности автора. И вот теперь она стояла перед ним, разрушив все его планы. Дети часто так делают.

Вживую исполнять «арию доктора» перед совершенно особой слушательницей – совсем не то что по телефону. Тома уже не мог довольствоваться лишь тщательно отработанным голосом. Теперь он превращался в канатоходца, а Эмма со своего места не должна была заметить ни тонкого каната, служащего сценой, ни глубины пропасти, открывающейся внизу.