Пардес - Дэвид Хоупен

из-за тех немногих, кто нам дорог по-настоящему.

Я встал, развернулся к двери.

– Уж не знаю, фантазии это или ты на самом деле… что-то планируешь, – неуверенно произнес я, – но если второе, то лучше не надо.

Эван холодно улыбнулся:

– Разве у нас есть выбор? Иначе так всю жизнь и будем хотеть.

* * *

Вечером, читая в постели, я то и дело поглядывал на полупрозрачный сумрак за окном и думал о том, что сказал Эван. Он прав: я привык к одиночеству. Или, по крайней мере, раньше знал его не понаслышке. Но он ошибся, я вовсе не желал одиночества, я ненавидел эту заразу. Мне нравилось, что у меня появились друзья, настоящие друзья, я все больше ценил то, каким становился с ними, даже когда мне для этого приходилось смириться с подвешенным состоянием в мире, частью которого мне никогда не стать. Мне нравилось общество. Мне нравилось доверять людям, меня это успокаивало. Впервые в жизни мне нравилось ощущение, что я пустил корни среди подобных себе, стал на якорь в надежной и привычной обстановке, уже не плыву по течению. Что бы ни мучило Эвана, какой бы кризис ни вынудил его отделиться, ко мне это не имело ни малейшего отношения.

В подтверждение этой мысли я перевернулся на бок, потянулся за телефоном, глубоко вздохнул и позвонил Софии.

Она ответила после первого гудка.

– Как поживает господин мой Гамлет?[171]

– Привет. – Меня смутило, что она так быстро взяла трубку. – Я не слишком поздно?

– Ты находишь приличным звонить в такой час?

– Я, э-э… – Я взглянул на часы возле кровати. – Черт. Извините, мадам президент.

Ее невеселый смех.

– Половина десятого, Ари. Я пошутила. – Я представил, как она лежит на кровати, скрестив ноги, рядом стопка учебников, на нее сочится лунный свет. – Чем могу быть полезна?

– Да, я… у меня срочный вопрос. В смысле, по урокам.

– Ах, по урокам? Как удивительно.

– Что? Ты думаешь, мне не нравится с тобой разговаривать?

– Я думаю, ты любишь со мной разговаривать, – ответила она. – Так любишь, что выдумываешь причины для этого.

– Причины? – Я радовался, что по телефону она не видит цвета моего лица. – Вау. Вот так обвинение.

– Бедненький. Ты сейчас, наверное, лихорадочно выдумываешь вопрос по домашней работе, сидя дома в пижаме…

– В пижаме? Эй, кто говорит, что я ношу пижаму?

– Ну извини, – она негромко рассмеялась, – прости за дерзость.

– Между прочим, к твоему сведению, я сейчас исключительно модно одет.

– Позволь мне об этом судить.

– Треники с эмблемой нашей баскетбольной команды. “Найк”. Оплаченные семейством Беллоу, вот так вот.

– Ты прав, это бесспорно сексуально. А футболка? Не томи, мне нужен полный образ.

Я взглянул на свою грудь.

– Я без футболки.

– Ах ты Казанова. Пытаешься меня соблазнить?

Я включил громкую связь.

– Не получается, да?

– Где же твоя уверенность?

– Тебе понравилось?

– Мне нравится, когда ты такой, какой есть. – Ее слова отчего-то велели нейромедиаторам послать по всему моему телу покалывание, не приятное и не неприятное, просто покалывание, как будто вдруг очнулся от обморока. – Ладно. Хватит на сегодня секса по телефону. Дадим тебе покой. Мы же не хотим раздразнить тебя перед сном.

Я запустил пальцы в волосы.

– Да, конечно.

– Так что у тебя был за срочный вопрос?

Далекий писк. Игуаны, догадался я, вроде тех, что водятся на заднем дворе у Ноаха, юркают сквозь изгородь поля для гольфа, влезают на крышу, а пресытившись богатой жизнью, перебегают через улицу в наши трущобы.

– Э-э, – я быстро открыл тетрадь в поисках подходящего вопроса, – да, в общем, по контрольной, сорок седьмое задание, расположите сосуды в порядке убывания по количеству содержащегося в них углекислого газа…

– Легочные артерии, правый желудочек, левое предсердие, легочные вены.

– Ого. Вот это да. Круто, спасибо. – Я примолк, притворившись, будто записываю. – Тебе даже не понадобилось смотреть?

– Не-а.

– У тебя отличная память, – сказал я.

– Мне все это говорят. У тебя еще какие-нибудь неотложные вопросы?

– Нет, спасибо. Ты мне очень помогла.

– Еще бы. Ладно, тогда я вернусь за рояль. Спокойной ночи, Гамлет.

Она повесила трубку. Я упал на подушку, звук ее голоса в эту минуту заглушал все, что мог сказать мне Эван.

Два дня спустя в главном вестибюле школы нас встретил плакат с надписью:

Сперва я не придал этому значения, но потом узнал серебристые чернила. Безобидная фраза, хотя вне контекста довольно загадочная; такую впору встретить на контрольной по Танаху. Но то, что Эван выбрал именно ее, изменяло смысл на довольно зловещий. “Когда же ты покоришься Мне? Отпусти Мой народ, чтобы они служили Мне”[172].

Плакат провисел дольше, чем я предполагал. Джио подумал, что это вдохновляющая цитата из Торы, которую школа вывесила для назидания (“Я не умею читать на этом гребаном языке, что вы от меня хотите?”), а кафедра иудаики решила, что цитату повесил кто-то из раввинов для занятия.

– Не слишком ли туманно? – спросил я Эвана во время молитвы. Он в кои-то веки соизволил явиться на “миньян икс”. Когда пришли мы с Ноахом, Эван слонялся по кабинету, собирал учащихся в кучки, притягивая встревоженные взгляды рабби Шварца.

– И жутковато, бро, – добавил Ноах. – Что-то ты в последнее время наводишь жуть.

– Это для Блума, не бойтесь, – ответил Эван. – Он все поймет.

– Окей, – сказал я, гадая, кажется ли Ноаху, как и мне, поведение Эвана странным или же наш разговор в библиотеке развил во мне легкую подозрительность. – Но зачем?

– У меня кое-какие планы на третий урок, – пояснил Эван. – Большие планы. Расскажите другим. Я ожидаю содействия.

Ноах рассмеялся.

– Ты ожидаешь содействия. Что значит “содействия”, черт побери?

Эван отвернулся.

– Это значит, что когда я выйду, вы последуете за мной.

* * *

Мы сидели на уроке Танаха, слушали бубнеж рабби Фельдмана о малоизвестном примере из Йеошуа[173], в котором Господь разделяет воды, как вдруг Эван встал. Рабби Фельдман примолк, оглядел его удивленно:

– Задницу свело, Эван?

Эван не ответил. Он невозмутимо смотрел перед собой.

Рабби Фельдман нахмурился:

– Эв, все в порядке?

Эван медленно двинулся вперед.

– Эван?

Он обернулся к нам, кивнул и без объяснений вышел из класса. Большинство, как по команде, последовало за ним.

– Это еще что такое? – прорычал рабби Фельдман, на висках его вздулись жилы.

Я повернулся к Ноаху. Тот смущенно уставился на меня, пожал плечами и вышел из класса. Не зная, как поступить, я закрыл тетрадь и поплелся следом. За нами нехотя устремился Амир. В классе остался только Дэвис.

– Стоять! – гаркнул рабби Фельдман, рванул