Хроники Ликтора. Том первый - Максим Васильев

Молодой человек ответил ей кивком и, резко развернувшись на каблуках, направился к лифтам. Я сверлил Эбберт взглядом, всё больше утверждаясь в том, что последние слова неспроста так легко ей дались. И маска учтивости была надета вовсе не для юноши в сером костюме. Но, не найдя что возразить, я отправился следом за партийцем, оставив молодую особу наедине с её тревожными планами.

***

Весь путь до кабинета я обдумывал, что же такое взбрело в голову моему кадету, совершенно игнорируя косые взгляды партийца. Вынырнуть из пучины размышлений меня заставил резкий хлопо́к двери и мерзкий неестественный кашель.

– Думаю, пора представиться. Меня зовут Евгений Зильберг. Я состою на службе Партии и являюсь первым секретарём комитета Гикопротория.

– Роман. Работаю тут. – Ответил я без пущего ханжества.

В рангах партийных клерков я разбирался плохо, знал лишь, что высшим органом власти является Политбюро и двенадцать его председателей, а различные комитеты лишь подчиняются их воле. Поэтому понимал, что Евгений хоть и являлся членом Партии, но был далеко не на ведущих позициях, и судя по его вырывающемуся бахвальству, в Партии он относительно недавно.

– Вы явно в Партии не на последнем счету! – решил я немного раздуть эго товарища Зильберга. – Может, тогда подскажете, кем является Александр Сольницкий в вашей структуре?

– Очевидно, что он возглавляет комитет Дотационной Службы.

– Как считаете, это достаточно высокое положение в Партии, чтобы Политбюро могло позволить своему члену безнаказанно сокращать популяцию граждан?

– С ума сошли?! Вы что, сейчас оскорбляете высший эшелон руководства Партии?! – Евгений заметно опешил.

– Я уничижаю жалкого, свихнувшегося старика, являющегося заказчиком более двадцати убийств.

– А при чём здесь Политбюро?!

– Вы только что сами сказали, что Сольницкий – не последний человек в структуре Партии и даже возглавляет комитет.

– Но ни один председатель не будет заниматься подобной мерзостью! Это абсурд!

– Люди всегда снимают с поверхности, а на этой са́мой поверхности не всё так гладко, как вы говорите. Комитет Дотационной Службы облажался на многих ступенях, а главный подозреваемый – не просто член Партии, а глава не последнего в этом городе комитета. Народ вряд ли будет мыслить критически, кому как не вам это знать? Конечно, маловероятно, что начнутся какие-нибудь волнения, но вера в непоколебимость нашего светлого руководства пошатнется.

Свой пост товарищ Зильберг занимал не так давно. Это было понятно по тому, как просто его было ввести в ступор. Держу пари, что сегодня Евгений первый раз столкнулся с дураком, который мало того, что не благоговеет перед Партией, так еще и пытается бросать ей вызов. А раз юноша не знает, как себя вести в такой ситуации, лучшим для него решением будет просто заткнуться и поглощать всю информацию, что любезно предоставит ему Ликтор.

Евгений Зильберг – ты телеграмма, что впитает чернила моих мыслей, а затем отправится к более старшим партийным товарищам за советом.

– Что вы предлагаете, Ликтор?

– Сделку. Отдадите мне крупный улов, а я взамен позволю уйти вашему косяку из мелких гнилых рыбёшек.

– И скольких уже поймали? – сощурился в подобии ухмылки партиец.

– Да так… одна тут, одна там, и одна в уме, – я достал из кармана колбу. – А вот самая интересная из них.

Зильберг сглотнул, на мгновение задержав взгляд на жидкой субстанции внутри.

– Что это? – он пытался быть невозмутимым, но у него явно не выходило.

Я рассмеялся.

– То, что снова сможет стать вашим, если вы правильно разыграете карты, – я слегка подбросил колбу в воздух и, поймав, крепко сжал в кулаке. – Мне плевать на «сотые» и тех, кому они предназначены. Это не моего ума дело. Моё дело – поймать всех виновных в убийстве двадцати четырёх бедолаг. Но Сольницкий, имея доступ к ресурсам главы ДС, будет вечно подчищать свои следы, и ловить его будет утомительным занятием, а я и так уже много времени потратил и не хочу расходовать еще больше.

Я кашлянул и подвинулся чуть ближе.

– Я ведь понимаю, что теперь этот человек не в чести́ у Партии. Мало того, что устроил геноцид, так еще и оплатил работу «сотыми». Уверен, что на самом верху обозлены не меньше нашего. Поэтому предлагаю вам следующее: вы сдаёте мне своего бывшего товарища, а я верну вам «неудобную» улику, чёрт знает к чему ведущую. И снова заживём, как прежде, забыв о существовании друг друга.

Быстро моргая, молодой управленец обдумывал услышанную информацию.

– Я передам руководству. С вами свяжутся, – чуть кивнув, он развернулся, чтобы уйти, но напоследок бросил через плечо. – Товарищ Ликтор, и не могли бы вы…

– Оставить улику при себе и не болтать лишнего?

– Именно.

– Так и поступлю, – мои губы тронула легкая улыбка. – Во славу Партии.

– Во славу Партии! – На полном серьёзе вторил мне этот человек, выходя из кабинета.

***

Во время всего разговора я смотрел на дверцу шкафа, из щели которого торчал рукав куртки. От чего-то эта картина безумно раздражала, но выказывать свое нервное состояние при первом секретаре вряд ли было целесообразно, вот и вышло так, что я просто терпел эту картину. Стоило молодому партийцу покинуть мой кабинет, как я одним прыжком преодолел расстояние до пресловутого шкафа и резко дёрнул дверцу на себя. Практически сразу пришло осознание, почему я так завёлся. Кабинет. Он же больше не мой! Поэтому прищемлённый рукав куртки так меня взбесил, а я, даже не попытавшись разобраться, сразу обвинил во всех смертных грехах своего кадета. Только по факту она ни в чём не виновата, лишь моё раскалённое восприятие сделало её крайней. Так и с курткой. Та, что висела в шкафу, просто не могла принадлежать Эбберт, так как в свою Лина уже была одета. А судя по размеру, куртка и вовсе принадлежала мужчине. Простейшим методом исключения получалось, что висевшая в шкафу униформа приготовлена для меня.

Отбросив опасения, я всё же облачился в эту пёструю «личину правопорядка» и с радостью отметил отличную вместимость внутренних карманов. Правда, ткань оставляла желать лучшего. На ощупь она напоминала синтетическое полотно, тонкое и холодное. А при застегивании молнии куртка и вовсе топорщилась, бугрилась в районе живота. Но главное, что теперь я снова могу хранить свой скарб под рукой, на остальное по большому счету было плевать.

Заунывный спазм в желудке мгновенно напомнил, что не следует зарекаться о подобном. Вряд ли выйдет вечно игнорировать такой базовый инстинкт, как голод. Только сейчас я понял, как устал. Словно вместе с курткой облачил на свои плечи всю тягость этого длинного дня. Я будто стал той пустой железной емкостью, лежавшей в бардачке, уставшей от безуспешных попыток растрястись оставшимися энергетическими каплями. И, как бы парадоксально это ни звучало, всё, о чем я сейчас мечтал, это чтобы та фляга снова оказалась как можно тяжелее.