Морской ангел - Валерий Ковалев

– Дякую, Мить, – повлажнел глазами тот. – Чтобы мы без тебя делали?

– Э-э, брось, – поморщился машинист. – Ты ж из-за меня попал в эту историю. Ну, ладно, я пойду, – встал с камня.

Когда Зорень, проводив друга, вернулся назад, у схрона царило радужное настроение. Дим, насвистывая «В парке Чаир»[110], протирал масляной ветошью лежавший перед ним на ящике разобранный пистолет, а Олег с Васькой проверяли, все ли взяли в дорогу.

К месту стали выдвигаться после полудня. Перед этим тщательно скрыли все следы своего пребывания.

– Ну вот, вроде тут никого и не было, – оглядев напоследок место, давшее им приют, констатировал Дим, после чего навьюченная мешками четверка стала спускаться к озеру. Обойдя его слева, поднялись на склон, где лес редел и сопрягался с извилистой, поросшей старыми дубами балкой.

Зорень вел группу уверенно, по только ему известным приметам. К месту пришли за два часа до назначенного времени. Понаблюдав из посадки за открывшимся ландшафтом, представлявшим собой участок голой степи, прорезанной железной дорогой, моряки довольно быстро углядели чуть левее, метрах в тридцати от насыпи, серый надолб ДОТа, а на ней столбик пикета.

– Теперь бегом, – убедившись в отсутствии людей на местности, махнул рукой Дим, после чего вся группа рванула к укреплению.

Вскоре посадка оказалась позади, и моряки по одному спрыгнули в прилегавший к ДОТу оползший от дождей орудийный дворик.

– Точно, сто двадцать пятый, – вглядевшись в табличку видневшегося впереди пикета, довольно просопел Васька.

Затем, перешагнув порог с перекошенной железной дверью, вошли в полумрак и осмотрелись.

Амбразура ДОТа была разворочена прямым попаданием снаряда, весь пол усеян кусками бетона, а в углу валялся истлевший труп в каске с «рунами», скалясь белыми зубами.

– Отвоевался, падаль, – харкнул в его сторону Олег, и все прошли в смежный отсек, прилегающий к боевому. Его бетонное перекрытие было частично разрушено, и сверху лился вечерний свет, бросая по сторонам замысловатые тени.

– А вот и канистра, – направился в дальний угол Зорень.

Защитного цвета емкость стояла на нижнем настиле деревянных нар у стены, а рядом лежал бумажный сверток.

– Табачок, – взял его в руки и понюхал бортсрелок. – Ну что, ребята, перекурим?

Чуть позже, прихватив канистру и освободившись от мешков, друзья сидели в орудийном дворике, дымя цигарками. Край неба на западе темнел, холодало.

– Да, скоро зима, – поднял воротник бушлата Олег. – Интересно, какая она в Ташкенте?

– Теплая, – пряча в кулак огонек, улыбнулся Зорень. – Мне пацаны в колонии рассказывали.

– А ты, Димыч, как будешь добираться до своего друга? – грызя сухарь, поинтересовался Васька. – До Днепропетровска километров двести. Не меньше.

– Пехом и на перекладных, Васек. Мне Семен рассказал маршрут движения.

– Смотри не попадись. Церберам.

– Это вряд ли, – тряхнул чубом Дим. – Еще не вечер.

Когда из синей дали возник едва слышный перестук колес, а вслед за ним призывной гудок, все, кроме Дима, быстро экипировались.

– Ну, бывай, брат, – первым заключил его в объятия Зорень. – Даст Бог, увидимся.

– Бывай, – дернул кадыком Дим. И перешел к Олегу.

– Я вас провожу, – сказал, когда прощание завершилось, и взял в руку булькнувшую канистру.

Как и было договорено, на перегоне состав сбросил скорость, и вагоны стали реже постукивать на стыках. На одном, ближе к хвосту, тускло мигнул фонарь, и беглецы метнулись к насыпи.

– Давай откатывай, – пробубнил Дим, сбросив тяжелый крюк, и дверь поехала в сторону. – Залазь! – брякнул канистру на настил, после чего Зорень с Олегом скользнули внутрь, а Ваську он подсадил, как пушинку. Потом, задыхаясь, накатил вместе с ними дверь по ходу, сбросил сверху лязгнувший крюк и сбежал с насыпи.

– Так-так, так-так, так-так, – прощально отзвенели колеса.

Вернувшись к ДОТу, где он решил дождаться глубокой ночи, Дим расположился во вспомогательном отсеке. Для начала, сорвав с верхних нар пару досок, он сломал их о колено, настрогал финкой щепок и соорудил небольшой бездымный костерок. По бокам установил на ребра пару кирпичей, разбросанных по помещению. Затем, вынув из мешка флягу с водой и пустую жестянку, набулькал в нее воды, установил над огнем и подварил себе крепкого «чифиря», как порой делали на фронте. Тот подбодрил Дима, и он предался размышлениям.

Для начала проработал в голове маршрут и режим движения. Выходить предстояло с рассветом и следовать в направлении Змиев-Красноград-Синельниково. Там, под Синельниково, в селе Михайловка должен жить Петька Морозов, у которого можно будет ненадолго остановиться. А что будет дальше, время покажет. За четыре года войны Дим отвык загадывать наперед. Прожил день – не убили. Ну и ладно.

Жаль было матери.

О том, что произошло, он ей не писал. Не хотел расстраивать.

Между тем Мария Михайловна все знала. Следователь, ведший его дело, свое слово сдержал. Навестил Вонлярскую в Москве, передал вещи Дима и рассказал, что случилось. Мать сделала невозможное. Она добилась встречи с Буденным и Ворошиловым. Те приняли участие в судьбе сына, и спустя некоторое время Мария Михайловна приехала в Харьков с документами о пересмотре дела.

– Поздно, – сказал, ознакомившись с ними, надзирающий за тюрьмами прокурор. – Ваш сын в бегах и находится во всесоюзном розыске.

Свое черное дело сыграл закон подлости. Но Дим ничего этого не ведал.

Потом, как часто случалось, он вспомнил фронт, где все было просто и ясно. Боевых друзей. Живых и мертвых.

Когда костер погас, а в проломе потемнело, старшина встал, вскинул на плечо свой «сидор» и вышел наружу.

На пожухлую траву лег иней, где-то далеко в степи выл волк. Тоскливо, на высокой ноте.

Первые трое суток, в основном, по ночам Дим шел строго на юго-запад, ориентируясь по звездам. Помогало и чутье разведчика. Днем же, заблаговременно присмотрев укрытие (таковыми были разрушенные села или хутора, брошенные строения, а также старые линии укреплений), спал в погребах, блиндажах или землянках. За это время на его щеках закурчавилась рыжеватая бородка, но себя старшина держал в порядке. Умывался водой во встречавшихся озерцах и речушках, чистил обмундирование и сапоги, напоминая своим видом демобилизованного из армии.

Когда же вышел на Днепропетровщину, что определил по одному из дорожных указателей, решил попроситься на постой в небольшом, состоящим из двух десятков хат селе, укрытом в поросшей вербами долине.

Встретившийся ему на околице старый дед, несший от ставка с греблей связку трубчатого камыша на лямке, на такую просьбу сразу же согласился.