Когда погаснет лампада - Цви Прейгерзон

Песя работала не покладая рук. Еще бы: попробуй-ка накорми такую большую семью! Обычно-то ей приходилось готовить на троих, а тут — тьфу-тьфу, чтоб не сглазить! — добавились сразу еще восемь ртов! А среди них — Боренька, пятилетний мальчишечка со своим особым меню. Конечно, Раиса Исааковна старалась облегчить нагрузку, которая легла на Песины плечи. На уборку комнат были мобилизованы дочери, и прежде всего Леночка. Но и Фирочка, молодая невестка, не отказывалась от работы. Ах, какой приятной и приветливой была она! Да видывал ли свет такую приятную невестку? Неслышно ходит она по дому, в белом переднике и с песней на устах. Поистине волны радости исходят от этой невестки!

Сестры протирают и чистят мебель, подметают полы и повсюду наводят порядок. Через открытые окна рвется в комнаты утреннее солнце, ветерок трогает занавески; наполовину они бело-золоченые от света, наполовину в тени.

— Ой, Фирочка! — Соломон подходит к жене и целует ее на глазах у всех.

Фирочка не возражает. Бело-голубым светом сияют ее глаза. Она высвобождается из рук мужа и продолжает мести пол. Метет пол и поет свою простую и сердечную песенку:

Шоул Левин сидит в сторонке, с головой уйдя в книгу. Но вы ошибетесь, если решите, что он позволяет себе отвлекаться на беллетристику. Нет, Шоул привез с собой в Гадяч научную книгу по теме нагрева стали и теперь изучает ее с неослабевающим вниманием. Странный еврей! Сейчас его интересует пружинная сталь, и он готов посвятить этой теме даже дни своего отпуска. Старый Шотланд хотел бы уехать уже на следующее утро. Просто поразительно, насколько ему не сидится на одном месте! Словно бес вселяется в него, и Шотланд начинает говорить странные вещи.

— Рейце, — говорит он жене, — не кажется ли тебе, что пора возвращаться домой?

Раиса Исааковна слышит и кривит рот. «Домой» — это в полуподвал Филипповского переулка? Велика радость! В самом деле, как пережить разлуку с этим золотым дворцом, если ты, Господи спаси, вырвался оттуда на несколько деньков! Ну, скажите: чем плохо, если дети отдохнут в Гадяче еще некоторое время? Может, вы полагаете, что, вернувшись домой, он успокоится? Как бы не так! Наверняка тут же укатит в какую-нибудь командировку за Полярный круг!

Все это подразумевается Раисой Исааковной в тот момент, когда она кривит рот. При этом она еще подпевает дочери, и ее польско-еврейский язык гуляет вверх и вниз в такт мелодии. Да, не повезло этой золотоволосой женщине, болтушке и домоседке, выйти замуж за такого цыгана, любителя странствий и дорожной тряски.

Шотланд безнадежно машет рукой и выходит из дома. Что может понять женщина в мужском образе жизни? Вениамин выводит велосипед, чтобы ехать в Вельбовку. Задняя шина немного спустила, и парень берется за ручной насос. Чудесное утро бурлит во дворе. Наверху висят белые облака, зелень шуршит вокруг — все, все залито золотом солнца. Благословенна жизнь, благословен этот тихий городок, его небеса и рощи, его солнце и звезды!

Вениамин едет в Вельбовку. С прошлого года нет улучшения в состоянии легких профессора: продолжаются и хрипы, и кашель. Более того, теперь болезнь распространилась на второе легкое, по вечерам у профессора поднимается температура, лицо его за этот год исхудало и состарилось. Но распорядок дня остается прежним. Зарубите себе на носу: только тот, кто придерживается постоянного режима, может добиться максимальной производительности! Порядок и точное расписание — вот основа основ. В этом вопросе нам, русским, есть еще чему поучиться у деловых людей Америки…

Не раз и не два слышал Вениамин эти слова из уст Степана Борисовича. Есть люди, которые видят в порядке чудо из чудес. Владыка мира! Нужна ли этому человеку столь напряженная работа? Разве не болен он смертельной болезнью, этот педантичный профессор? И куда он марширует с выверенным секундомером в руке — не к смерти ли?

Ежедневно, пять часов без перерыва, просиживает Вениамин в комнате Степана Борисовича. Тишина в доме и в лесу, лишь изредка проникает в открытое окно шелест сосновых крон или птичий голос. В кухне работает домработница Вера — чистит, скребет, варит, жарит. Дразнящие запахи доносятся из ее лаборатории. Между двумя соснами подвешен плетеный гамак; в нем, держа в руках французскую книгу, возлежит Клара Ильинична. Шея ее обмотана платком — слава Богу, состояние больной не ухудшилось за год. Теперь Клара Ильинична во всем полагается на доктора Кириллова, гомеопата, с которым познакомилась почти случайно. До этого она считала гомеопатов обманщиками и шарлатанами. И вот вдруг уверовала в этого Кириллова! Он прописал капли на спирту и крошечные таблеточки, и, представьте, всего лишь за один месяц ей существенно полегчало! Главное — вера, психология…

Так говорит Клара Ильинична, и голос ее — как ветер, перебирающий струны органа, теплый и ласковый женский голос, трогающий до глубины души. Но затем слышится голос Степана Борисовича — он смеется над психологией и слепой верой в чудеса. Как инженер, занимающийся механизмами и машинами, он точно знает, что вся эта психология — полная ерунда и томление духа. Между нами, он никогда не верил, что за этими мистическими ширмами есть что-то, кроме пережитков Средневековья. Нет-нет, Степан Борисович — сугубо практический человек, от фундамента до стропил.

Как-то поблекла, потускнела жизнь в семье Эйдельман — возможно, из-за отсутствия Лиды. Так уж получилось: в этом году не приехала Лида в Вельбовку, и Степан Борисович не скрывает причин ее отсутствия. Дело в том, что Иван Дмитриевич Бобров, тот самый, который столь зверски избил в прошлом году того глупого студента, отдыхает сейчас в Сестрорецке на берегу Финского залива, и Лида с ним.

Какое разочарование! Какой скандал и душевная травма! Бегство Лиды и стало, наверное, главной причиной ухудшения здоровья Степана Борисовича. Ведь в семье Эйдельман на нее только что не молились, а отец — в особенности. Да и воспитывалась девушка не так плохо. Степан Борисович старался оградить ее от грязи и подлостей жизни. И вот результат! Глаза бы не смотрели! Чистая деликатная девушка, обладательница тонкой музыкальной души, сбежала с каким-то Бобровым, грубым мужиком, да еще и отцом семейства! А они, родители, остались одни — старые, несчастные и больные.

И Степан Борисович разражается сильнейшим кашлем, морщится, багровеет, перегибается пополам и еще больше становится похож на старого больного еврея. В последнее время он все больше и больше открывает Вениамину свою душу, так что парень уже ощущает себя почти своим в доме профессора — настолько, что частенько остается здесь на обед. Втроем сидят они на веранде, и Вера подает на стол сладковатый борщ и вкусное душистое жаркое. И Степан Борисович говорит. Он говорит о камнях, о деревьях, о болезнях, о врачах, о средствах гигиены и особенно — о точном распорядке, в котором так остро нуждается всякий практический человек в каждую минуту своей жизни.