Когда погаснет лампада - Цви Прейгерзон

— Ах, помолчал бы ты хоть немного, Сема! — вздыхает Клара Ильинична. — Ведь вредны тебе эти разговоры…

Степан Борисович ненадолго замолкает. И в самом деле, ну зачем тут говорить человеку? Пусть лучше говорит лес, пусть прольют свои слова небеса, пусть шелестит шепот солнечных лучей, проникающих сквозь древесные кроны, пусть слышится из огорода безыскусная песенка хозяйской дочери Глаши:

Да, опустела жизнь Степана Борисовича, вот и приходится ему теперь топить свое несчастье в безудержном многословии. Но где найти сочувственного слушателя? Ведь Клара Ильинична не только отказывается слушать, но и пытается всячески заткнуть ему рот!

И профессор делает Вениамину предложение. Неужели нравится парню ежедневно трястись на велосипеде из Гадяча в Вельбовку и обратно? Что такого нашел он в пыльном городе, что могло бы сравниться с этим здоровым душистым воздухом, со спокойствием большого леса? На даче есть маленькая комнатка, где в прошлом году жила Лида — сейчас там спит домработница Вера, которую вполне можно вернуть на кухню…

А потому Степан Борисович предлагает Вениамину переехать до конца лета в Вельбовку, в упомянутую комнатенку. Питание Эйдельманы берут на себя, а зарплата при этом останется прежней. Из огорода снова доносится тихое пение Глаши.

— Хорошо, я подумаю, — смущенно отвечает Вениамин и садится на велосипед.

Он едет по лесной дороге, пыль и тишина стелятся под колеса. Затем Вениамин сворачивает на небольшую тропинку, углубляется в чащу и, наконец, выезжает на укромную полянку, заросшую травой и кустами. Там он ставит велосипед в тени одного из деревьев и садится на траву. Радостью и светом сияют молчаливые цветы.

Раздумья над щедрым предложением Степана Борисовича занимают Вениамина совсем недолго: он решает отказаться от переезда в Вельбовку и остаться в Садовом переулке. Чуждой и скучной была бы его жизнь в семье профессора. Кутерьма переполненного фейгинского дома куда ближе сердцу Вениамина, чем педантичный профессорский распорядок. В Садовом переулке он свободен делать все, что душе угодно, а у Степана Борисовича придется во всем подчиняться расписанию. Боже милостивый! Неужели нельзя человеку хотя бы раз в году сбросить с себя все эти правила и ограничения, которыми жизнь нагружает его с утра до вечера?

Мир Фейгиных — его мир, дом в Садовом переулке — его дом. Да, друг Соломон занят теперь с Фирочкой, но и у Вениамина много своих приятелей. Сильно сдружился он с несколькими маленькими проказницами на берегу реки, с Тамарочкой и ее подружками; дороги Вениамину и беседы со стариками, которые заходят к Фейгину поговорить и выпить по стаканчику.

Нет, не переедет он в Вельбовку, к порядку, чистоте и скуке. Вениамин садится в седло и выезжает из леса. Четвертый час пополудни. Навстречу едут телеги. Лошади, завидев велосипед, настораживают уши, а те из них, что потрусливей, так и вовсе шарахаются в сторону, и тогда слышно, как кричит возница, натягивая вожжи.

Время идет, а речные берега не стареют. Солнце и тени льются на них, как прежде, как всегда. В летние дни бурлит тут веселая толпа. Дети и взрослые, белокожие дачницы, смешение тел, обнажающихся под солнечными лучами. Люди лежат, загорают, полными горстями черпают свет, тепло и покой лета. Малыши копаются в песке, делают куличики, халы, пекут и плетут песчаные пироги. Другие роют ямы и туннели, строят из песка целые миры — строят часами, чтобы затем разрушить одним ударом. Шестой час вечера. Солнце уже начало клониться к закату, но еще не видно суетливых комаров, воздух горяч и золотист, и люди не уходят с берега.

Видите того парня в одних плавках, который лежит в сторонке, читая книгу? Это Вениамин. Каждый день, вернувшись из Вельбовки, он проводит несколько часов у реки. Как и в прошлом году, он не одинок на берегу: рядом его верные подружки Тамара Фейгина и Сарка Гинцбург, а также Ким — подросток лет тринадцати, приехавший сюда из Харькова.

Ох, глаза бы наши не смотрели! Достойный двадцатипятилетний парень, студент-старшекурсник, давно уже бреющий подбородок, — чем он, по-вашему, занят? Вместо того чтобы, как и положено, ухаживать за женщинами и девицами, этот парень превратил себя в вождя и инструктора группы подростков, детей дома Учителя!

Что и говорить, тем летом не получилось у Вениамина с женщинами, хотя и познакомился он на берегу с несколькими дачницами. Сначала это была Галина Львовна, неумолкающая болтушка. Из своего не слишком богатого опыта Вениамин точно знал, что следует остерегаться общения со столь болтливыми и упрямыми особами. У Галины Львовны, типичной дачницы, был муж, который трудился в большом городе, обеспечивая семью. В Гадяч она приехала с восьмилетней дочкой. Приятная и легкая в общении, Галина Львовна собрала на своем лице и руках все веснушки, какие только сотворил Создатель для этого мира. Вениамин проявлял в подобных вопросах деликатность, поскольку и его собственная внешность являла собой странную смесь темных волос и, не о вас будь сказано, рыжеватой бороды. Не обошелся и его нос без веснушек.

Неосмотрительно обратив свое ухо в сторону Галины Львовны, которая тут же влила туда сорок сороков своей болтовни, Вениамин затем познакомился с Рахилью Борисовной и Натальей Викторовной. Все три женщины, включая Наталью Викторовну, были его сестрами по народу Израиля, все имели детей и трудящегося в городе мужа. Все три ежедневно приходили с детьми на берег, раздевались на треть или наполовину — в зависимости от солнца — и ложились на песок загорать. Время от времени присоединялся к ним и Вениамин.

Рахиль Борисовна выглядела самой симпатичной из всех. У нее был легкий пушок на верхней губе и белозубая улыбка. Любой мужчина со вкусом был бы рад стать жвачкой для этих крепких хищных зубов. Но глаза Рахили Борисовны казались совершенно иными, грустными и ласковыми, — и это противоречивое сочетание будило любопытство и манило к себе.

Кипела жизнь на берегу реки Псёл. Взрослые и дети самозабвенно предавались солнцу, небу, воде, травяным лужайкам, голубой полоске леса на горизонте. Как-то само собой вышло, что Вениамин превратился в любимца наиболее легкомысленных детей на берегу. Веселая команда ребятишек объявила его своим вождем и потребовала обучать их искусству плавания. Тамарочка и Сарка, которые еще в прошлом году научились азам кроля, теперь хотели усовершенствовать свое умение.

Ким был в этой компании единственным, кто не умел плавать вообще. Смех, да и только! Мальчику уже тринадцать, а плавает он хуже топора! Ким родился в Харькове и был евреем наполовину. Его отец, Шимон Вортман, работал на кооперативном заводике по производству мыла и сапожной ваксы. Мама была русской; ее сестра, Агриппина Андреевна Соловейко, жила в Гадяче, работала в городской библиотеке, и летом Ким приезжал к ней. Внешне он выглядел совершенно русским паренькам, высоким и красивым — лишь глаза выдавали в нем еврейскую кровь: горячие, темные, слегка навыкате, с выражением затаенной грусти.

Понятно, что Ким как городской мальчик был полон важности и чувства собственного достоинства, а поскольку еще и принадлежал к мужскому роду, то и вовсе относился к своим провинциальным подружкам со смесью презрения и снисходительности. Еще бы: они ведь отродясь не видывали трамвая, не посещали достойного театра! Ходят тут босиком, как какие-то деревенские девчонки!