Что сказал бы Генри Миллер... - Дэвид Гилмор

Но и в тот раз я не знал, какую часть фильма Джеси «видел» на самом деле. Он то пытался вникнуть в происходившие на экране события, то снова уходил в свои мысли. Мне кажется, когда картина кончилась, он испытал некоторое облегчение и быстро смотался к себе наверх.

Потом, наконец, я достиг своей цели — картина, которую я выбрал, была настолько хороша, она так задела Джеси, что, как мне показалось, на пару часов он и думать забыл о Хлое.

Много лет назад в солнечный летний день я шел как-то по Янг-стрит в Торонто и случайно наткнулся на старого приятеля. Мы некоторое время не виделись друг с другом и решили вместе пойти в кино на первый попавшийся фильм — это лучший способ ходить в кино. Мы зашли в ближайший кинотеатр, там показывали шесть картин.

— Мы пойдем на этот фильм, — сказал мой приятель, — ты просто обязан его посмотреть.

И мы его посмотрели. «Настоящая любовь» почти непереносимо впечатляющая картина. Это такое удовольствие, которое нельзя себе позволять чаще, чем раз в полгода. Квентин Тарантино написал сценарий о кокаине, убийстве и юношеской любви, когда ему было двадцать пять лет. Это был его первый сценарий. Он пытался его пристроить пять лет, но желающих не находилось. В сценарии была какая-то свежесть, которая почему-то казалась руководителям киностудий «чем-то неправильным». И только после того, как Тарантино снял «Бешеных псов», когда о нем уже стали говорить, фильм по его сценарию решил поставить английский режиссер Тони Скотт.

В «Настоящей любви» есть один потрясающий эпизод — столкновение между Деннисом Хоппером и Кристофером Уокеном, — который мне кажется самой лучшей сценой всего фильма. (Я знаю, что такое заявление можно сделать только раз, и вот я его сделал.) Просто голова кругом идет, когда смотришь, что могут сделать хорошие актеры, когда в их распоряжении «текстура» прекрасного диалога. Видно даже то удовольствие, которое они ощущают от игры друг друга. Они просто красуются в этой сцене. Когда я сидел в темном кинотеатре и в самом начале этой сцены Кристофер Уокен заявил: «Я — антихрист», мой приятель склонился ко мне и прошептал: «Ну, пошло-поехало».

В фильме есть и другие замечательные типажи, например, немного переигрывающий Гэри Олдмен в роли попавшего в безвыходное положение торговца наркотиками. Это человек, который настолько свыкся с насилием, что может, как заметил Джеси, «спокойно есть палочками китайскую еду за секунду до того, как это случится». В том же ряду стоят Брэд Питт в роли калифорнийского обкурившегося придурка, и Вэл Килмер — призрак Элвиса Пресли. Этот список можно продолжать и дальше.

Я сказал Джеси, чтобы он внимательно посмотрел финальную сцену фильма, полную любви, где Кристиан Слэйтер и Патрисия Аркетт резвятся на мексиканском пляже, в лучах закатного солнца, проникающих сквозь золотистые и пунцово-багряные облака, когда она ему повторяет: «Ты у меня такой клевый, такой классный, такой крутой!»

Эта последняя сцена подействовала на моего сына просто замечательно. Она его как-то приободрила, как будто удивительной красоты девушка, пританцовывая проходившая по бару, где звучала «та самая» песня, решила окрутить его. «Ты такой крутой».

Позже, когда мы, сидя на крыльце, дрожали от холода, закутавшись в пальто, выпал первый снег. Едва коснувшись земли, сверкающие снежинки исчезали.

— Мне никогда не нравилось смотреть кино вместе с Хлоей, — проговорил Джеси. — Меня коробило от того, что она говорила.

— Нельзя оставаться с женщиной, если не можешь ходить с ней в кино, — изрек я тоном, напоминавшим дедушку Уолтона. — Что же она тебе такое говорила?

Некоторое время сын следил за падавшими снежинками. В свете уличных фонарей казалось, что глаза его блестят серебром.

— Чушь несла всякую. Вроде как поддеть меня все время хотела. Как будто хотела сыграть свою обычную роль молодой профессионалки.

— Эта ее поза уже начинает утомлять.

— Да, особенно когда смотришь фильм, который тебе и в самом деле нравится. Поэтому с души воротит, когда кто-то при этом старается казаться «интересным». Хочется, чтобы фильм человеку просто понравился. Знаешь, что Хлоя однажды сказала? Она заявила, что «Лолита» Стэнли Кубрика лучше, чем «Лолита» Эдриана Лайна. — Джеси покачал головой и подался вперед. Мне показалось, что он выглядит как солдат-новобранец. — А ведь это совсем не так, — добавил он. — «Лолита» Эдриана Лайна — просто шедевр.

— Да, ты прав.

— Я сводил Хлою на «Крестного отца», — продолжал Джеси. — Но перед началом фильма сказал ей: «Мне совсем не хочется слышать от тебя какие-то замечания по поводу этого фильма, договорились?»

— И как она к этому отнеслась?

— Она сказала, что я пытаюсь ее «подавлять», что у нее есть право на собственное мнение.

— А ты что ей ответил?

— «Нет, по поводу „Крестного отца“ у тебя нет права на собственное мнение».

— Что же произошло потом?

— Кажется, мы поругались, — устало ответил Джеси. (Все мысли ведут в Рим.) Снег, казалось, усиливался, он вился, кружился, вихрился в лучах уличных фонарей, в ярком свете фар проезжавших по улице машин. — Мне только хотелось, чтобы фильм ей понравился. Это же так просто.

— Ну, Джеси, не знаю, мне совсем не кажется, что о такой любви можно только мечтать. Вы в кино вместе ходить не можете, потому что она тебя все время достает, гулять вы тоже вместе не можете, потому что она тебя утомляет.

— Странно, — он снова покачал головой и через некоторое время добавил: — Вся эта лабуда у меня теперь выветрилась из памяти. Я только помню, что с ней мне было очень хорошо.

На крыльце зажегся свет — к нам вышла моя жена. Ножки стульев скрипнули по снегу, разговор стих, но вскоре возобновился. Тина знала, что может с нами остаться. Через некоторое время я решил вернуться в дом. Мне казалось, у нее было, что сказать Джеси, чтобы его подбодрить и сделать так, чтобы ему стало легче. В университетские годы наша Тина не пропускала ни одной вечеринки. Я знал, что она без особого труда может отвлечь Джеси от этой эпопеи с Морганом, но чувствовал, что сам при этом — третий лишний. Пять минут спустя я выглянул в окно гостиной. Тина что-то говорила, а Джеси слушал. Потом, к моему величайшему удивлению, с крыльца донесся их смех, чего я меньше всего ожидал услышать.

Со временем это стало своего рода ритуалом — в конце дня Тина и Джеси выходили на крыльцо выкурить сигарету и поболтать. Я никогда не составлял им компанию, их разговоры носили сугубо личный характер, а я радовался в душе, зная, что у Джеси есть возможность поговорить с женщиной, которая значительно старше его и имеет такой опыт, от которого просто дух захватывает. Я отдавал себе отчет в том, что Тина рассказывает ему о своих университетских годах такое, о чем сам я даже не догадывался, да и о последующих годах жизни, которые сама она называла «годами вечеринок». Мне никогда в голову не приходило спрашивать у них, о чем они там секретничали. Есть такие двери, которые лучше не открывать.