Зачем нужны умные люди? Антропология счастья в эпоху перемен - Анатолий Андреев

С точки зрения морально-социальной личность ошибочно воспринимают как утопическую проекцию богочеловека или идеального, положительно прекрасного человека, отказывая тем самым личности в праве на реальное существование. На самом деле личность как информационное продолжение человека ориентируется на философию нравственности, а не на догмы морали. В связи с этим аморальность личности выступает как следствие ее нравственного совершенства. Гармония личности и человека достигается через ценностный конфликт, что не имеет ничего общего с идеалом как совершенством человека морального.

Именно в таком ключе понимаемая личность и является предметом исследования в культуре и литературе.

Именно «культ личности», добавим, определяет персоноцентрический характер культуры.

Персоноцентризм как философия человека в данном контексте является не идеологией, а очередной ступенью в научном постижении информационной природы человека. Индивиду это объяснить сложно в силу того, что для него идеология и есть высшая форма знания – так сказать, наука наук. Человек-индивид верит – следовательно, он знает (сила веры определяет качество знания).

Персоноцентризм характеризуется:

– с точки зрения информации – движением от менее сложной информационной структуры к более сложной;

– с точки зрения методологии науки – переходом от диалектики к тотальной диалектике (от системы к целостности);

– с точки зрения эволюции – перспективой информационного развития (от социоцентризма – к персоноцентризму);

– с точки зрения культуры – движением от натуры к культуре;

– с точки зрения философии – еще одним шагом в направлении Истина – Добро – Красота;

– с точки зрения этики – движением от морали к нравственности;

– с точки зрения эстетики и художественной практики – сменой художественных парадигм;

– с точки зрения личности – движением от человека к личности (от удовольствия быть человеком – к счастью быть личностью);

– с точки зрения жизненных перспектив общества – способом выживания человека.

Теперь, надеюсь, понятно, почему трагедия стала идеальным полигоном (пунктом, площадкой), где пересеклись права человека и права личности. Они пересеклись не в рамках одного произведения; они пересеклись в одном сознании. «Да» и «нет» в одной голове. «Хочу» и «надо» как разные стороны одной мотивации.

Делаю то, о чем пожалею, но не могу этого не делать.

Получается: совершу я поступок или нет, в любом случае пожалею о том, что сделал/не сделал. Стратегии выигрыша нет, есть только стратегия поражения.

Личность и индивид сосуществуют только в рамках трагедии, в рамках трагического мироощущения и мировоззрения. Вне рамок трагедии их пути расходятся.

Человека разрывают индивидоцентрическое (с вкраплениями персоноцентризма) и социоцентрическое начала, которые принимаются за конфликт либералов и консерваторов.

Это борьба за жизнь, которая заканчивается смертью.

Такое равновесие не может длиться вечно. Почему?

Культ трагедии чреват отсутствием будущего. Личность способна перерасти трагедию, индивид – нет. Чем больше персоноцентризма – тем меньше трагедии. Трагедия – это не жанр личности (хотя во времена Шекспира, например, персоноцентический вектор мог существовать исключительно в форме трагедии). Двигаться в направлении личности – значит изживать, преодолевать трагедию. Менять формат трагического мировосприятия на формат персоноцентрической гармонии.

Трагедия, конечно, не исчезнет из жизни человека – не исчезнет как этап на пути к более сложному мировоззрению, к более совершенной идеологии. Однако как финал и результат жизни человека она уже не страшна, потому что принципиально преодолима. Мы же не можем сказать, что детство исчезло из нашей жизни. Детство не исчезло, но оно прошло; оно осталось как след, как отпечаток на всей жизни, но детство перестало быть нашей жизнью.

Сегодня уже неверно трагически заявить: «Жизнь человека трагична». Это так, да не так. Человек может преодолеть трагедию, если он станет личностью. Если выход из лабиринта найден, лабиринт перестает быть смертельной ловушкой. При правильном подходе он становится чем-то вроде опасного приключения. Трагический этап в жизни человека становится прививкой против трагического мировосприятия.

Спасибо Ромео, Джульетте, Гамлету, Отелло, Печорину, Раскольникову, Карениной, Григорию Мелехову, Мастеру с Маргаритой и иже с ними. А также их творцам. Культура настолько насыщена трагическими героями, что наивному зрителю порой кажется, что жизнь беспросветна (что, конечно, радует индивида).

Однако благодаря таким героям мир имеет шанс избавиться от трагедии как судьбы человека и человечества.

Грех таким шансом не воспользоваться.

КЛЮЧЕВОЙ ТЕЗИС. Права человека-индивида призваны удовлетворить потребности человека как существа биосоциального с помощью hard и soft skills.

Права личности призваны удовлетворить потребности человека как существа культурного (разумного) с помощью universal skills.

Перспективы жизни человека связаны с правами личности, хотя права личности долгое время существуют в культуре под видом прав человека-индивида.

Литература

1. http://www.vospitaj.com/blog/vdova-stiva-dzhobsa-organizovala-v-ssha-obrazovatelnyjj-vzryv/; http://mel.fm/news/2016/05/12/letovo#

Разобравшись с тем, что представляют собой индивид и личность, мы получаем возможность спрогнозировать, как будет развиваться человек, будучи существом информационным, симбиозом индивида и личности.

С нашей точки зрения, не социальные модели и не прелести «инклюзивного капитализма» следует сегодня обсуждать. Сама по себе социология не является ключом к будущему. Таким ключом является персоноцентрическая социология.

При всей своей очевидности, весомости и грубости капитализм – это уже пережиток прошлого. Капитализм пытается отбрасывать тень в будущее, но ни тени, ни будущего не просматривается. Обсуждать проблемы «оптимизации» капитализма значило бы уподобиться делегатам Международной конференции по городскому планированию, которые в 1898 году собрались для того, чтобы обсудить ближайшее будущее городов. Главной проблемой, с которой столкнутся крупнейшие города мира в обозримой перспективе, с точки зрения делегатов, были не проблемы инфраструктуры или разгул преступности; главной проблемой посчитали обилие навоза в городах из-за невероятно возросшей популяции лошадей. В 1894 году было подсчитано, что через 50 лет кучи навоза в Лондоне достигнут высоты 3 метров. В конце XIX века пустыри вокруг Нью-Йорка были завалены кучами, высота которых достигала 12–18 метров.