На краю печальных истин - Наталья Лукьянова

– Давно.

– Что-то не так? Обижает? – подозрительно спросила вездесущая Нина Ивановна.

– Что вы, – улыбнулась Лера. – Он очень хороший человек. Строговат с виду, это правда. Хорошо все у нас, Нина Ивановна.

– Детки-то есть общие? – спросила комендантша и осеклась. – Ой, девка, прости меня, дуру старую, – заголосила она. – Совсем память отшибло. Ведь не может у тебя детей быть. – Нина Ивановна забыла про чашки и горестно уставилась на Валерию. Она ей сочувствовала, это было видно. Но бывают минуты, когда простота действительно хуже воровства.

– А вам откуда известны такие подробности? – сухо спросила Валерия. Она уже пожалела, что поддалась порыву и заехала к гости к этой шебутной женщине.

– Вот спросила. Как же мне не знать, когда я из-за тебя столько слез пролила. Дочка моя родная акушеркой в ту пору в нашей больнице работала. Рассказала мне про твое горе-несчастье. Знаешь, как все тебя жалели. Ну как же, сирота, совсем девчонка – и такое пережить. Горе и страдания не каждой взрослой женщине по плечу, не то что почти ребенку. Говорила я тебе, что наплачешься со своей мамашей! Так и получилось. – Голос Нины Ивановны с каждым словом крепчал, и в нем появились назидательные нотки.

– Нина Ивановна, не надо про мать. Она давно умерла.

Комендантша недовольно хмыкнула и принялась с ожесточением нарезать лимон.

– А где сейчас ваша дочь? Мне бы поговорить с ней надо.

Ответом была тишина. Только нож стучал о разделочную доску. Обиделась старушка. Надо же. Только с виду громкая и грозная, а на самом деле очень даже ранимая. Что годы делают с людьми!

– Нина Ивановна, только вы можете мне помочь. – Стук ножа прекратился. – Я думала, что мой ребенок умер при родах. Так мне сказали тогда. Я-то сама плохо все помню. Понимаете, нашелся один человек, совсем недавно. Он утверждает, что дочка моя не погибла, что она жива и здорова. Назвали адрес, где она живет. Мы, собственно, потому сюда и приехали. Я хотела с Аллой Игоревной поговорить, но она за границей. У меня ни одной зацепочки не осталось, чтобы узнать правду.

– Тю! Плюнь в глаза этим уродам. Какая дочь! Парня ты родила, мальчишечку мертвого. – Нина Ивановна неожиданно всхлипнула. – Потом кровотечение сильное у тебя открылось, потом осложнение было. Думали, что не спасут тебя, несчастную. И тебя жалко, и страху все натерпелись. Что с тобой? – вскрикнула она и бросилась к Лере, которая стала медленно сползать на пол.

Чубов очнулся от громкого крика, не сразу понял, где находится, потом, еще толком не придя в себя, рванул на кухню. Кажется, этот фильм ужасов не кончится никогда. На полу тесной кухни лежала его жена, а рядом голосила эта ненормальная тетка. Валентин Иванович без лишних церемоний отодвинул сумасшедшую в сторону и склонился над Лерой. Дышит.

– Да перестаньте вы орать, наконец! – остервенело гаркнул он Нине Ивановне, которая продолжала охать и верещать на все лады. – Что тут произошло? Отвечайте!

Баба-дура хватала губами воздух и не могла произнести ни слова. Вот повезло. Просто невероятно. Что она сделала с его женой? Чубов так ненавидел эту тетку, что был готов убить ее на месте.

Лера открыла глаза. Она улыбалась! Только бы ее разум выдержал очередной удар. Почему она улыбается? Это было за гранью понимания. Неужели его жена не выдержала ужаса происходящего и сошла с ума? Господи, помоги, только не это!

– Валя, помоги мне встать, не надо так кричать, – умоляюще попросила Лерочка.

Валентин Иванович поднял жену, отнес ее в комнату и уложил на диван. Нина Ивановна с виноватым видом приплелась в комнату следом за Чубовыми. Через десять минут троица мирно пила чай. Говорили все громко, одновременно, возбужденно, перебивали друг друга и были счастливы.

Еще несколько минут назад Валентин Иванович страстно желал уничтожить эту городскую сумасшедшую, неожиданно прыгнувшую под колеса его машины и устроившую шоу на шоссе райцентра. А сейчас он готов был целовать ей руки. Ему и в голову не могло прийти, что добрый и мудрый ангел-хранитель может иметь такое странное обличье, крикливый голос и сто сорок килограммов живого веса.

Тайна растаяла, исчезла, улетучилась без следа. А если бы они не встретили Нину Ивановну? Он никогда бы в жизни не смог убедить Леру, что весь этот бред – элементарный шантаж и попытка выкачать деньги. Хитроумный попался старикашка. Только не смог предусмотреть, бедолага, что мир не без добрых и справедливых людей. Он обожал комендантшу, ему нравились ее грубоватые шутки и немыслимо громкий голос. С этой минуты она навсегда останется членом их семьи. Такое не забывается.

Могилевский был на седьмом небе от счастья. Он не мог дождаться вечера, когда Леночка освободится. Время тянулось так медленно, что не было сил. И вместе с тем это проклятое время сжималось до минимальных величин, когда они были вместе. Они могли, взявшись за руки, часами бродить по городу, кататься на колесе обозрения, хохотать, болтать беспрестанно или просто молчать. А потом наступала их очередная общая, сумасшедшая ночь. Они оба практически не спали все это время. Жалко было тратить драгоценное время на сон. И что самое удивительное, казалось, что силы исчерпаны, отдых жизненно необходим. Но наступал следующий вечер, и все повторялось вновь. Неделя сумасшедшего счастья, перевернувшая все в этой жизни.

Неожиданно для себя Могилевский превратился в тонко чувствующего лирика, чего с ним никогда не случалось от рождения. Неизвестно откуда в памяти всплывали обрывки лирических стихов, которыми он особо не интересовался. Ему самому было это странно и непонятно, но как же было сладко. В голове все перемешалось, сердце ликовало, как в юношеские годы. Он воспринимал мир только через призму их любви. Когда он видел на улице хмурое или заплаканное лицо, ему хотелось подойти к несчастному, оказать поддержку словом или улыбкой. Могилевский был счастлив и желал счастья всем вокруг – знакомым и незнакомым, молодым и старым.

Тяжелее всего было скрывать свое ликующее состояние, когда приходилось возвращаться домой. Домашние жили, к счастью, своей жизнью и не замечали его странного поведения. Сыновья давно выросли, и порой ему казалось, что они воспринимают его не как отца, а как стабильный источник доходов и их личного благополучия. Татьяна вдруг увлеклась ландшафтным дизайном, поступила на дорогущие курсы. Уже третьи по счету. Она довольно часто загоралась какой-нибудь завиральной идеей. Это стало настоящей фобией. Раньше нравилось, теперь стало раздражать. Человек не знает, чего хочет. Ныряет с головой в очередной проект века, выбрасывает деньги на ветер, а потом очень быстро остывает к идее. А фиг ли ей на курсы не поступать, кода муж готов исполнить любое желание своей единственной? Ее гораздо больше сейчас интересовали разного рода садовые фантазии, чем муж и его проблемы.

Могилевский неожиданно понял, что их дружная и счастливая семья в принципе семьей-то и не является. Куда делись трепетные и задушевные разговоры, совместные переживания, общие планы и взаимопонимание с полуслова и полувзгляда? Раньше по выходным непременно собирались за обеденным столом, общались, строили планы, обсуждали проблемы. А теперь вся семейная жизнь проходит в режиме телевизионного шоу, где каждый в отдельности сам себе режиссер.