Псалом бурь и тишины - Розанна А. Браун

своем пути ничего сверхъестественного и видела только людей, которых лечили – прикосновением, песней, иногда даже просто словами. Не исключено, что этот гигантский шатер – действительно всего лишь лечебница, хоть и не совсем традиционная, больше похожая на религиозную общину.

Она рассеянно взяла напиток, предложенный ей служителем. Мысли ее потеряли направление. Они плыли то в одну сторону, то в другую, как пушистые белые облака под меняющимся ветром. До нее донеслась исполняемая на дудочке мелодия, которой аккомпанировали гулкие удары барабана, и Карина почувствовала, как она потянула ее к себе. Была какая-то очень важная причина ее блужданий по шатру Мааме Коготки, но она никак не могла вспомнить эту причину. Да и как тут не потерять сосредоточенность, когда вокруг столько всего интересного?

Оказалось, что песню играли музыканты, расположившиеся в хаммаме. Над поверхностью бассейна с горячей водой поднимался розоватый пар.

– О, вот ты где! Я почти закончила. Не могли бы вы подождать всего минуту? – сказала Элинам. Девушка мягкими движениями втирала масло в живот беременной женщины и шепотом просила богов, чтобы младенец рос здоровым и сильным. Кожа будущей матери сияла после купания. Элинам накинула на нее желтый узорчатый халат и направила в следующую комнату для проведения дальнейших процедур. Наконец она повернулась к Карине.

– Спасибо, что подождали. Как вы себя чувствуете?

– Как облачко, – ответила Карина, – и в самом деле, она не могла по-другому описать появившееся у нее в груди чувство легкости. Казалось, она сейчас плавно взлетит в небо и уже никогда не опустится.

Элинам рассмеялась.

– У меня сегодня больше нет пациентов. Не хотите ли искупаться? Вам следует воспользоваться всеми лечебными процедурами Мааме Коготки, прежде чем отправиться дальше по пустыне.

В своей прошлой, дворцовой жизни Карина регулярно принимала ванны и теперь не смогла устоять перед представившейся ей редкой возможностью. Она позволила Элинам снять с нее дорожное платье и опустилась в воду. Ощущение чистой горячей воды на коже после сухого обжигающего ветра пустыни было непередаваемо, и она вздохнула от удовольствия. Элинам вылила ей на голову полный ковш розовой воды. Серебряные кудри Карины поплыли по поверхности бассейна.

– Вот так, отпустите все плохие мысли, – певуче сказала девушка, и ее голос звучал в идеальном согласии с мелодией дудочки. – Пусть вода унесет все, что отягощает вас. Предайтесь воде.

Предаться. Отдаться. Сдаться. Карина всегда считала, что в этом есть какая-то трусость, но как, должно быть, приятно передать себя в руки чего-то гораздо большего, чем ты, перестать сражаться за каждый вздох и просто… быть.

Карина запрокинула голову и посмотрела сквозь пар и спутавшиеся волосы на Элинам, наливавшей в воду смесь целебных масел. Элинам такая красивая. Интересно, она знает, что очень красивая? Кто-то должен ей это сказать. Карина бы сама это сделала, но язык ее почему-то не слушался.

Но она, должно быть, все же сказала это, потому что Элинам смущенно захихикала и сказала:

– Вы тоже очень красивая, принцесса.

Карине захотелось поцеловать девушку. Она так соскучилась по близости с другим человеком. Она так долго ни с кем не целовалась – нет, это не совсем верно, она целовалась с Маликом, а перед этим – с Тунде. Зачем она думает о Тунде, она не хочет сейчас думать о Тунде, не хочет вспоминать о том, что она вышла за него замуж, потом поцеловалась с его другом, а потом позволила его убить – и все это в течение одного дня. О, как же прекрасно вот так сидеть в горячей воде.

Ей вдруг пришло в голову, что Элинам назвала ее принцессой, и да, ей нельзя было показывать волосы, но теперь уже слишком поздно – девушка нежно намыливала и распутывала серебряные пряди. Карина вздохнула, и колокольчик тревоги, прозвучавший в ее голове, затих. Она нежилась в тепле и ласковых руках Элинам. Горячая ванна – это то, чего ей по-настоящему не хватало в ее нынешней жизни.

Позади нее послышался какой-то шорох и шепот, потом руки вернулись и продолжили мыть ее голову, но прикосновения стали какие-то другие – тоже осторожные и нежные, но в них появилась какая-то твердость, которая Карину на секунду насторожила. Но она тут же забыла обо всем и почувствовала себя как прежде.

– Не пугайся, милая, это всего лишь я, – проворковала Мааме Коготки. – О боги, сколько же у тебя напряжения в теле. Какую ношу ты, должно быть, тащишь на себе, да еще в таком юном возрасте.

Голос старухи был таким добрым, что у Карины из глаз брызнули слезы. Наконец-то кто-то отметил, как трудна ее жизнь, большую часть которой она провела в клетке, хоть и золоченой.

– Скажи мне, маленькая завенджи, кто рассказал тебе о Мааме Коготки? В пустыне есть множество мест, куда ты могла бы направиться, почему же ты пришла сюда?

Даже если бы Карина хотела солгать, она бы не смогла. Тоненький голосок у нее в голове кричал, что что-то тут не так, что надо бежать, но она безвольно сказала:

– Я ищу Доро-Лекке, давно потерянное Убежище завенджи. Сюда я попала случайно.

В глазах знахарки полыхнуло светлое голубое пламя, и Карина внутренне рассмеялась. Так вспыхивали глаза Гиены.

– Кто еще знает обо мне? – сурово спросила старуха. Прикосновения ее потеряли нежность, но Карина по-прежнему не могла пошевелиться и избежать их. – Кто послал тебя? Дворец? Верховные жрицы, которые вечно суют нос не в свои дела?

– Н-никто меня не посылал! – О нет, она рассердила Мааме. Ей следует извиниться. Но почему Мааме не хочет, чтобы о ней знали? Ее шатер должен быть известен во всем Сонанде, сюда должны приходить не только те ищущие, которым посчастливилось на него набрести. Почему Мааме Коготки не желает, чтобы кто-нибудь в Зиране узнал, что она здесь, в Балото?

И кстати… а почему ее называют Мааме Коготки?

Мышцы Карине не подчинялись, но ей все-таки удалось немного повернуть голову и посмотреть на старуху. Под обширными юбками Мааме что-то пошевелилось. Голова Карины находилась достаточно низко для того, чтобы заглянуть под них.

Ноги – не одна, не две, а несколько дюжин. Каждая оканчивалась острым, как у многоножки, коготком. Именно их шажки заглушал стук многочисленных бусин, вшитых в верхнюю юбку Мааме.

Карина попыталась собрать расползающиеся мысли. Это нехорошо… нехорошо, потому что…

– Ты не человек, – выдохнула она.

Это вовсе не лечебница.

Это ловушка.

Она попыталась подняться, но Мааме вцепилась в ее плечи так сильно, что поранила кожу над ключицей. Знахарка оскалилась, обнажив несколько рядов игловидных зубов, истекающих ядом.

– А тебе, дочь Баии Алахари,