Три месяца на любовь - Алиса Евстигнеева

так и не сказав ему, что как раз через два дня мы ничего и не наверстаем.

***

Выходные на даче у Литвинова удались на славу.

По крайней мере, мы с Лерой решили именно так, чего нельзя сказать о бедном Исаеве, который таки дождался начала моего цикла.

— Я теперь понимаю, почему эти дни называются критическими, — пробухтел в один из вечеров, когда мы целомудренно укладывались спать на старой панцирной кровати в дачном домике, принадлежащем родителям Серёги.

Утром в воскресенье мужики с рассветом свалили на рыбалку, а мы с Крутиковой расположились в шезлонгах, установленных на импровизированном газоне подле небольшого каркасного бассейна. Вообще весь дачный участок представлял собой поразительный микс из советского прошлого и современной огородной моды.

— Хорошо здесь, — потянулась Лерка, подставляя солнцу свои идеально-бесконечные ноги. На ней был достаточно откровенный купальник, вызвавший во мне лёгкий укол зависти — мне с моей фигурой оставалось только мечтать о таком.

Мой выбор для отдыха на природе пал на чёрные шорты и широкую зелёную футболку под цвет глаз. В последнее время едва ли не вся моя одежда принадлежала именно этой стороне палитры.

— Хорошо, — согласилась с подругой. И даже не покривила душой. Впервые за долгое время мне действительно было… спокойно.

Лера окинула меня оценивающим взглядом, словно решая, можно ли верить моим словам. После чего резюмировала:

— А всё-таки здорово, что вы с Андрюхой помирились.

Я задумчиво покивала головой, уже предчувствуя, что подруга взяла стойку и допроса мне не избежать.

В итоге через каких-то полчаса Крутикова знала все подробности последних дней, начиная с неудачного ужина у Исаевых-старших.

За это время её лицо успело сменить целую гамму эмоций.

— И что, — подбоченилась Лера, — ты веришь тому, что у него с этой «Анечкой», — имя бывшей соседки Француза было произнесено с максимальной долей ехидства, — ничего не было?

Потёрла кончик носа, собираясь с мыслями.

— Я об этом думала все последние дни.

— И что решила?

— Что это не имеет значения.

Бедная Лерка аж подавилась.

— Как так?!

— Было бы наивно полагать, что у Андрея к моменту встречи со мной нет никакого бэкграунда.

— Да это понятно, — нетерпеливо махнула рукой Лера, — речь же не об этом…

— Об этом, — твёрдо перебила её, не дав продолжить. — Его прошлое меня не касается…

— Опять ты про ваши «не отношения», — изобразила она пальцами кавычки.

— Да не в этом дело. Просто я тут подумала и решила, какой толк в том, что мы будем выяснять отношения? Или что я буду страдать из-за какой-то там Анечки, вынося ему мозг. Не хочет говорить, значит, не хочет. Нашему договору осталось два месяца. И я… хочу насладиться ими по полной.

Лерка слегка насупилась, явно недовольная моим решением. Причём такое поведение было несвойственно нам обеим. Обычно я переживала из-за всего, видя подвох и знак в каждой закорючке, Крутикова же больше походила на ту стрекозу, что лето пропела и оглянуться не успела.

Теперь же выходило диаметрально наоборот.

— Ну хочешь, я у Серёжи про неё спрошу? — всё никак не унималась подруга.

— Не хочу, — заявила уверенно. — Я тебе вообще в это лезть запрещаю.

— О, — её губы удивлённо округлились. — А что, так можно было?! Если бы я раньше знала…

— То продолжала бы и дальше по своему Литвинову страдать. А я не хочу страдать ни по кому. Я хочу наслаждаться моментом.

Лера пожевала губами и недовольно фыркнула:

— Только не приходи ко мне потом страдать!

Мы обе напряжённо замолчали, думая каждая о своём. Глупо смотрели в разные стороны и делали вид, что ничего не произошло, но обе точно знали, что, скорее всего, так оно и будет: и что я приду, и что страдать буду — тоже.

***

Мужчины вернулись ближе к обеду — без улова, зато потные, грязные и слегка навеселе.

— Клёва не было, — в извиняющемся жесте развёл руками Серёга, кивая на пустое ведро.

— Клёво как раз было, — пьяненько хихикнул Француз, пристраиваясь ко мне под бок. Шезлонг угрожающе затрещал, но выдержал.

А я вдруг ощутила себя безгранично счастливой, убедившись в своей правоте. Пофиг, что будет потом, главное, что сейчас хорошо.

И, не удержавшись, чмокнула Андрея в нос.

***

Вечером был костёр, шашлык и песни под гитару в исполнении Литвинова.

На какое-то время почудилось, что нам всем не за тридцать, а много меньше. Вспоминались студенчество, выезды за город, те же ночные посиделки и… острое чувство одиночества, которое испытывала, глядя на сверстников, разбившихся на парочки.

Я даже краем глаза покосилась на свою «парочку», чтобы убедиться, что он мне не приснился. Исаев уже немного протрезвел, но всё ещё продолжал изображать из себя великого соблазнителя, то и дело норовя запустить руку мне под футболку.

— Стукну, — пригрозила ему, когда наглая лапа в очередной раз добралась до застёжки бюстгальтера.

— Жестокая женщина, — вздохнул Француз и неожиданно потянул меня вверх, вынуждая встать на ноги. — Пошли, что ли, тогда потанцуем.

— Не-е-ет! — ужаснулась я, упираясь всеми своими немалыми силами. — Я не танцую.

— Давно ли? — ехидно изогнул он идеальную бровь. — Или тебе напомнить про барную стойку?

Сидящие напротив Лера с Серёгой фыркнули, я же залилась краской, как это бывало всякий раз, когда кто-то при мне упоминал обстоятельства нашего знакомства.

— С тех пор и не танцую.

— А я думал, что только не пьёшь.

— Это связано.

— Тогда в чём дело? Предлагаю по пятьдесят и… в пляс.

Картина, мгновенно нарисованная воображением, ужаснула: всё-таки алкоголь порождает во мне слишком сильную тягу к приключениям.

Пришлось подчиниться, лишь бы скрыться с чужих глаз. И если Лерка видела меня всякой, то перед Литвиновым всё ещё было неловко.

В итоге мы зашли за дом, а потом и вовсе полезли куда-то через разросшиеся кусты малины, прочь от костра и лишних зрителей.

На всякий случай уточнила:

— А мы точно танцевать?

— Можешь не сомневаться, — ухмыльнулся Андрей и, легко потянув меня за волосы, заставил поднять голову вверх.

Восторженный возглас вырвался сам собой: в обрамлении веток деревьев нашему взору открылось абсолютно невероятное небо. Редкие полоски облаков светились в молочном свете огромной, идеально-круглой Луны, до этого скрывавшейся за крышей дома. Вид был настолько умопомрачительный, что я невольно задержала дыхание.

В такие моменты я жалела, что ни разу не фотограф, красота нашей природы всегда вызывала во мне какой-то особый трепет; вспоминались Пришвин, Тютчев, Фет с их любовью к родным просторам и умением тонко передать словами всё очарование открывающегося мира. Я так не умела, хоть и старалась. Но сейчас мне казалось, что, если бы