Алая Вуаль - Шелби Махёрин

— Конечно, это было бы прекрасно, — говорит он. — А теперь уходите. Разве вы не видите, что мне нужно работать?

Он без церемоний захлопывает за нами дверь, и облегчение, сначала нерешительное, но с каждой секундой становящееся все сильнее, ослабляет узел в моей груди. Я наклоняю лицо к грозовым тучам — к грому, к молнии, к трехглазому ворону — и закрываю глаза, глубоко вдыхая. Потому что мсье Марку я, по крайней мере, нравлюсь, а он прекрасно разбирается в людях. Потому что призраки не существуют, а я пахну ноготками. Потому что несчастный д'Артаньян навсегда останется котом, и… на Реквиеме нет серебра.

— Ты был прав. — Я выдыхаю, когда над головой раздается очередной раскат грома. — Провести день рождения в одиночестве было бы ужасно, а мсье Марк мне очень нравится.

Когда никто не отвечает, я открываю глаза, поворачиваюсь лицом к Одессе и Димитрию с очередной улыбкой…

И замираю.

Михаль прислонился к темному камню магазина.

Скрестив руки, обманчиво непринужденно, он изучает нас троих с непостижимым выражением лица. По обе стороны от меня Одесса и Дмитрий застыли в сверхъестественной неподвижности. Они даже не дышат.

— Как и я, Селия, — пробормотал Михаль. — Как и я.

О Боже.

— Михаль. — Сжав плечи, Димитрий делает шаг к нам с сестрой. — Ты не должен был…

Михаль поднимает бледную руку.

— Не говори.

В этот момент в глубине глаз Димитрия что-то мелькает. Хотя я не могу определить эмоцию, она выглядит чужой, тревожной на его очаровательном лице. Это поднимает волосы на моей шее.

— Неужели мы должны были оставить ее голодать?

Со смертоносной скоростью Михаль отталкивается от стены и встает прямо перед ним. Однако он не поднимает руку. Он просто смотрит на своего кузена, холодно и бесстрастно, и ждет.

И ждет.

Я бросаю взгляд на Одессу, которая смотрит прямо перед собой, не желая признавать ни одного из них. Ее зрачки расширились, и она больше не дышит. При виде этого зрелища у меня в животе возникают необъяснимые мурашки, и я, не задумываясь, кладу руку на грудь Димитрия, чтобы хоть как-то успокоить его. Разрядить это странное напряжение.

— Я не умерла с голоду, — тихо говорю я ему, — благодаря вам.

Его челюсть сжимается в ответ. Через секунду он тяжело сглатывает и убирает мою руку, но его прикосновение остается нежным. Его пальцы задерживаются на моем запястье.

— Помните, что я говорил о сладостях в Реквиеме?

Он отходит в сторону, прежде чем я успеваю ответить, чопорно кланяясь своему кузену. Только после этого Михаль переводит взгляд своих черных глаз на меня.

— Вам и впрямь следует поберечься, мадемуазель Трамбле, если Дмитрий считает вас сладкой. — А потом… — Вы действительно думали, что сможете подкрасться незаметно?

Облегчение, которое я чувствовала всего несколько секунд назад, сменяется знакомым напряжением, когда я бросаю на него взгляд.

— Я не кралась, мсье. Я вышла через заднюю дверь.

В его глазах вспыхивает гнев или, возможно, веселье. Они тревожно похожи с Михалем. — Нет. Леди никогда не крадется, не так ли? — Вскинув бровь и подняв руку к груди в знак преувеличенной вежливости, он наклоняет голову к Одессе и Димитрию. Его взгляд, однако, не отрывается от моего лица. — Оставьте нас, кузены.

Хотя Одесса бросает на меня извиняющийся взгляд, она не колеблется; обхватив локтем руку брата, она пытается направить его обратно на улицу, но он упирается.

— Это я уговорил ее выйти из комнаты, Михаль, — говорит он с горечью в голосе. — Одесса не принимала в этом никакого участия.

Ответная улыбка Михаля леденящая.

— Я знаю.

— Мадемуазель Трамбле тоже не виновата.

— Нет. — Наконец эти черные глаза отрываются от моих, и он смотрит на Димитрия с безразличием, граничащим с отвращением. — Вина, как всегда, полностью лежит на вас, и мы подробно обсудим это до рассвета. Мой кабинет. Пять часов.

— Дима, — шипит Одесса, притягивая его к себе все сильнее. — Пошевеливайся.

— Но…

— Пожалуйста, уходите, — говорю я. — Он не причинит мне вреда. По крайней мере, пока. — Хотя внимание Михаля заостряется на последнем слове, я игнорирую его, встречаю взгляд Дмитрия и добавляю: — Спасибо за подарки на день рождения, Дима, и, пожалуйста, зови меня Селия.

Его губы дрогнули всего на секунду. Затем он вздыхает, опускается всем телом и позволяет Одессе увести его, бросив последний непонимающий взгляд через плечо. Двое быстро набирают скорость, скрываются за поворотом и исчезают из виду. Оставляя меня наедине с Михалем.

Он протягивает руку в насмешке над идеальным джентльменом.

— Пойдемте?

— Если вы собираетесь проводить меня обратно в мою комнату, — я отодвинулась от него, крепко скрестив руки на груди, — мне понадобятся свечи. Много-много свечей. Я не вампир и не могу видеть в темноте.

— Кто сказал, что вампиры могут видеть в темноте?

— Никто, — быстро говорю я, понимая, что еще больше подставила Димитрия. Затем, не в силах сопротивляться, говорю: — Вы просто напоминаете мне старую летучую мышь. У них ведь есть ночное зрение, не так ли?

Теперь уж точно не ошибешься. Юмор темнеет в его глазах, когда он протягивает руку над моей головой, чтобы сорвать веточку цветка Синей Бороды. Я хмуро смотрю на голубые цветы, не желая принимать их, пока он не наклоняется ко мне и не заправляет веточку в волосы.

— Как и летучие мыши, эти цветы когда-то питались пауками.

— А чем они питаются сейчас?

Его пальцы касаются раковины моего уха.

— Бабочками.

Я чувствую это прикосновение до самых пальцев ног. Опоздав на две секунды, я отшатываюсь от него, пораженная собственной реакцией, и сметаю цветы на землю.

— К счастью для меня, я не бабочка и не хочу быть съеденной никем на этом острове.

— Вам не стоит об этом беспокоиться. По крайней мере, пока. — На мой хмурый взгляд он насмешливо улыбается. — Идемте. У нас двоих есть незаконченное дело, и мне не терпится его завершить. — Повернувшись на пятках, он идет за Одессой и Димитрием, не проверяя, следую ли я за ним. А я и не иду.

Незаконченное дело.

Никогда еще эти слова не звучали так зловеще.

— Я понесу тебя, Селия, — приятно зовет он, и при одной мысли о том, что он снова прикоснется ко мне, мои ноги приходят в движение.

— Вы крайне неформальны, мсье. — Спеша догнать его, я слегка поскальзываюсь на мокрых булыжниках. Я оставила зонтик Димитри в магазине мсье Марка, а небо снова затянуло туманом. — Только мои друзья называют меня Селия, а вы мне точно не друг.

— Как странно. Ты считаешь Димитрия своим другом.

— Димитрий — джентльмен…

— Димитрий — наркоман.