Такой чудесный день - Айра Левин

– Чего вы? – спросил Ньюман однажды. – Вы у меня снимаете жилье, верно, а все ж таки я не тупарь! Или что? Думаете, я жду от… ответную любезность? Я знаю, вы денежки считаете.

– Не в этом дело, – отозвался Скол.

– А в чем? – Хассан качнулся, но устоял.

Скол помолчал.

– Какой смысл убегать от терапии, а потом одурманивать себя виски? С тем же успехом можно оставаться в Семье.

– А-а. Ну да, понятно. – Широколицый, с налитыми кровью глазами и курчавой бородой, Ньюман насупился. – Погодите. Вот поживете здесь, тогда узнаете. Поживете – узнаете. – Он развернулся и полез сквозь занавеску к себе. Невнятно забормотал. Рия, его жена, ответила что-то примирительно.

Почти все в доме пили, как Хассан. Всю ночь через стены раздавались громкие голоса, сердитые или радостные. В лифте и коридорах пахло виски, рыбой и призванным заглушить эти запахи сладким освежителем воздуха.

По вечерам, покончив с домашними делами, Скол и Лилия поднимались на крышу подышать свежим воздухом или читали за столом «Иммигранта» и книги, найденные в электричке или взятые в небольшой библиотеке Службы помощи иммигрантам. Иногда вместе с Ньюманами смотрели телевизор – спектакли про глупые разногласия в семьях местных, которые часто прерывались объявлениями о различных марках сигарет и гигиенических средствах. Время от времени транслировали речи генерала Констансы или главы церкви, Папы Климента – тревожные речи про нехватку продовольствия, пространства и ресурсов. Хассан, раздухарившись после виски, обычно выключал их, не дослушав; на Свободе, в отличие от Семьи, телевизор можно было включать и выключать по желанию.

Как-то в руднике, ближе к концу пятнадцатиминутного перерыва на обед, Скол подошел к загрузочному транспортеру, размышляя, действительно ли он не подлежит починке, и если нет нужной запчасти, то нельзя ли обойтись без нее или чем-нибудь заменить. Бригадир из местных спросил, что он делает. Скол объяснил, стараясь говорить предельно уважительно, но тот все равно разозлился.

– Гребаные железяки! Вы все считаете себя такими чертовски умными! – Схватился за пистолет. – На место! Если приспичило думать, сообрази лучше, как жрать поменьше!

Не все местные были такими. Владелец дома проникся симпатией к Сколу и Лилии и пообещал им отдельную комнату за пять долларов в неделю, как только что-нибудь освободится.

– Вы другим не чета. Те только пьют да разгуливают по коридорам нагишом. Я предпочту брать на несколько центов дешевле и иметь таких жильцов, как вы.

– Вообще-то иммигранты пьют не без причины, – заметил Скол.

– Знаю, знаю. Мы ужасно с вами обращаемся, готов первый под этим подписаться. И все-таки вы же пьете? И нагишом ходите?

– Спасибо, мистер Коршем, – сказала Лилия. – Мы будем очень благодарны, если вы найдете нам комнату.

Они болели «простудой» и «гриппом». Лилия потеряла место на швейной фабрике, но нашла даже лучше – на кухне ресторана местных, недалеко от дома. Как-то вечером в комнату нагрянули двое полицейских: проверяли документы и искали оружие. Показывая удостоверение личности, Хассан что-то проворчал, и они повалили его на пол и избили дубинками. Вспороли матрасы и разбили несколько тарелок.

У Лилии пропали «месячные», что свидетельствовало о беременности.

Однажды вечером на крыше Скол курил и смотрел на северо-восток, где в небе разливалось тускло-оранжевое зарево от комплекса по производству меди в ЕВР91766. Лилия, снимавшая с веревки сухое белье, подошла и обняла его одной рукой. Поцеловала в щеку, прижалась.

– Все не так плохо. Мы скопили двенадцать долларов, со дня на день переедем в отдельную комнату, и не успеешь оглянуться, как родится ребенок.

– Железяка.

– Нет. Ребенок.

– Отвратительно. Мерзкое, животное существование.

– Другого не дано. Лучше привыкать.

Скол не ответил, по-прежнему глядя на оранжевый отблеск в небе.

«Иммигрант на Свободе» еженедельно публиковал статьи о певцах, спортсменах и иногда ученых из пришлых, которые зарабатывали сорок-пятьдесят долларов в неделю, жили в хороших квартирах, вращались среди влиятельных просвещенных местных и надеялись на большее равенство между двумя лагерями в будущем. Скол читал статейки с презрением, полагая, что владельцы газеты таким образом утихомиривают и убаюкивают иммигрантов, а Лилия принимала все за чистую монету и верила, что их собственный жребий в конце концов тоже станет менее тяжким.

Однажды в октябре, когда они прожили на Свободе чуть больше полугода, появилась статья о художнике по имени Морган Ньюгейт, который прибыл из Евр восемь лет назад и теперь обитал в четырехкомнатных апартаментах в Нью-Мадриде. Его картины, одна из которых, изображавшая сцену Распятия, была недавно подарена Папе Клименту, приносили по целых сто баксов каждая. По словам газеты, он подписывал их литерой «А», по своему прозвищу «Аши».

– Иисус и Уэй! – произнес Скол.

– Что такое?

– Я с этим «Морганом Ньюгейтом» учился в академии. – Он показал ей статью. – Мы дружили. Его звали Карл. Помнишь, у меня в Инд было изображение лошади?

– Нет. – Она взяла газету.

– В общем, это он нарисовал. И всегда подписывался буквой «А» в кружочке.

Карл тогда назвал себя именно «Аши». Иисус и Уэй, значит, он тоже сбежал! «Сбежал», если можно так выразиться, на Свободу, в изолятор Уни. Но он хотя бы делает то, о чем всегда мечтал. Для него Свобода – действительно свобода.

– Ты должен ему позвонить, – сказала Лилия, не отрываясь от статьи.

– Хорошо.

Может, и нет. В самом деле, какой смысл звонить «Моргану Ньюгейту», который пишет всякие «Распятия» для Папы и уверяет братьев-иммигрантов, что жизнь с каждым днем становится лучше? Правда, не исключено, что он этого не говорил и газетчики наврали.

– Не «хорошо», а позвони. Он наверняка поможет тебе с работой.

– Да, наверное.

– В чем дело? Ты же хочешь другую работу?

– Звякну завтра по дороге в рудник.

Он не позвонил. Вонзал лопату в руду, поднимал, швырял, вонзал, поднимал, швырял… В драку их всех: пьющих железяк; железяк, которые верят в лучшее будущее; тупарей; безмозглую Семью; в драку Уни!

В воскресенье утром Лилия отправились с ним за два квартала, в дом, где внизу работал телефон, и, пока он листал изорванный вдрызг справочник, ждала рядом. Морган и Ньюгейт были очень распространенными среди иммигрантов именами, однако мало у кого из пришлых имелся телефон. Нашли только одного такого Моргана Ньюгейта, и проживал он в Нью-Мадриде.

Скол опустил три жетона и назвал номер. Экран был разбит, впрочем, какая разница – телефоны на Свободе давно уже не показывали картинку.

Ответила женщина. На вопрос, дома ли Морган, сказала, что да. Тишина затянулась, и Лилия, изучавшая в нескольких метрах рекламный плакат сани-спрея, подошла ближе.