Кровь в моих жилах - Татьяна Лаас

подошла к нему, подавая стакан с водой и придерживая за плечи, пока тот судорожно пил. Медсестра «Варенька» понятливо хмыкнула.

— Аккуратно, Владимир Захарович… — Светлана вернула стакан на тумбу. Петров благодарно кивнул и осел на подушку, бледный и одышливый.

— Я себя чувствую обделенным конфетами мальчишкой, — внезапно признался Громов, поглядывая на белые астры на чужой тумбочке. Демьян понятливо улыбнулся, ничего не говоря.

— Побойтесь бога, Александр Еремеевич, — Светлана поправила одеяло у Петрова и села на стул возле кровати Громова, куда его поставили Лапшины. Как-то перетаскивать стул на центр палаты было бы демонстративно неприлично. — У вас и без моих цветов подарков хватает. Как и приворотов.

— Приворотов? — приподнял бровь Громов, раскашливаясь, морщась и хватаясь за грудь.

— Три. От санитарки один, один от Верочки Лапшиной… Один… — Светлана замерла, пытаясь понять, чей был третий приворот. Медсестра от неожиданности даже шуршать бумагами перестала.

Громов поперхнулся воздухом:

— Могу я надеяться, что Петрова тоже не обделили?

— Увы, на нем защита не повреждена, так что привороты с него слетают как с гуся вода. Вам бы защиту обновить после больницы, а то глазом не моргнете и окажетесь у алтаря, влюбленным в незнакомую девицу.

Громов подавился своей «холерой», а потом обреченно напомнил:

— Вы не сказали, чей третий приворот.

— Дарьи Лапшиной. Вы отъявленный сердцеед, Александр Еремеевич. Чей приворот оставляем?

— Ничей, — сквозь кашель пробормотал Громов, видимо не привыкший к таким провинциальным нравам.

Петров и Демьян тихо давились смешками — грозные взгляды обиженного пристава они не замечали.

— Хорошо, было бы попрошено, — Светлана сдернула все три, огнем подсвечивая их, чтобы Громов убедился: приворотов на нем не осталось. — Так лучше, Алексей Еремеевич?

— Несравненно, Светлана Алексеевна. — Он замолчал, пытаясь придумать что-то вежливое и ненатужное. — Так… Как там погода?

Светская беседа получалась у него плохо: они со Светланой до этого только на служебные темы и разговаривали. Светлана тоже чувствовала себя неловко — как же, она-то надеялась обсудить Ивашку и поездку к Волковым, а Громову было явно не до того. Он то и дело покашливал и старательно пытался не морщиться от боли.

— По-прежнему дожди, — сказала Светлана, пытаясь вежливо перейти к прощанию. Хвостомойкам надо было спать и набираться сил, а не вести светские беседы. — Пожалуй, мы с Демьяном…

Тот услышал свое имя, вскинулся, как норовистый конь, и его понесло — совсем не туда:

— А мы со Светланой Лексе…

— Алексеевной, — безнадежно поправил его Громов.

Парень нахмурился, совсем как пристав:

— А я как сказал? Мы со Светланой Лексевной в магуправу ходили! Там такое нашлось!

Громов и Петров тут же оживились — Владимир даже присел на койке, опираясь на подушку.

— Что нашли? — спросил Громов, глядя при этом на Светлану. — Впрочем…

Он глянул на медсестру, старательно делавшую вид, что увлечена наведением порядка:

— Выйдите, пожалуйста!

Варвара дернулась, попыталась что-то возразить, но подчинилась тяжелому взгляду Громова, лишь обиженно хлопнув на прощание дверью.

— Прошу, докладывайте! — сухо скомандовал он Светлане. То, что он когда-то был статским советником, редко из него прорывалось, зато метко — просто надо было быть чуть внимательнее, и Светлана бы сама все поняла про Громова, без подсказок Мишеля. Казалось, даже тени в палате подтянулись, стали четче в послеобеденном привычном осеннем сумраке. Баюша дернула ухом, приоткрывая глаз, зевнула и принялась мурлыкать, непонятно кого успокаивая.

Светлане пришлось рассказывать и про грошик, и про зелье, и про подозрения о письмоводителе. Хвостомойки подобрались, переглядываясь. Кажется, они даже про кашель и раны забыли, увлеченные делом, от которого их, между прочим, отстранили. Петров задумчиво смотрел в одеяло, и то и дело шевелил губами, что-то проговаривая про себя. Громов привычно хмурился — его брови совсем сошлись на переносице.

— Вы уверены в зелье и проклятье? — спросил, наконец, он.

— Я уверена в том, что кто-то позаботился заранее, чтобы Ерофея Степановича не задел разъяренный берендей. С проклятьем еще предстоит разбираться.

— Будьте осторожны. При малейшей подозрении просто сожгите его. Это все может оказаться крайне опасно.

Светлана напряглась: вот снова! Снова знания, недоступные не магам. Демьян помешал со своим энтузиазмом — он потряс бумажным пакетом с бутылкой:

— Во! Щас поеду и…

Петров поморщился:

— Демьян, может, подождешь пару дней? — Он хватанул посиневшими губами воздух, отдышался и добавил: — Я выпишусь и сам все сделаю.

Светлана замерла от самоуверенности хвостомойки. Она посмотрела на Громова и поняла, что возмущаться бесполезно — тот кивнул, соглашаясь с Петровым:

— Подожди нас, Демьян. Это дело сложное, тянуться будет долго — пара дней ничего не решат. А запороть доказательства можно запросто. Светлана Алексеевна, вас тоже это касается. Я абсолютно серьезен с проклятьем. Лучше сжечь, чем пострадать, как Ивашка. Обещайте, Светлана Алексеевна.

Она твердо, стараясь не показать своей обиды, сказала — она не любила, когда ей указывали там, где она сама разбирается лучше:

— Я не буду рисковать, Александр Еремеевич.

— Это не обещание, — сурово возразил Громов.

Светлана пожала плечами:

— Иного я сказать не могу. Я маг. Я сделаю так, как сочту нужным. Ивашка может оказаться случайно пострадавшим, как и вы. Вы можете с этим не соглашаться, но я разберусь с проклятьем так, как сама сочту нужным.

Громов тихо выругался:

— Холера… Светлана Алексеевна, прошу…

— И я прошу: каплю доверия. Хоть я её не совсем заслужила.

— Простите? — пристав всматривался в Светлану, пытаясь понять, о чем она. — Вы не обязаны заслуживать мое доверие. Вы его ничем не предали.

Светлана грустно улыбнулась и решительно, сжигая за собой мосты, призналась — иному бы и не сказала, но рисковать Громовым не хотелось — он же упертый:

— Я сказала вам еще не все. Ожерелье на убитой… Это мое ожерелье.

— Вы уверены?

Громов снова переглянулся с Петровым. Тот прищурился, как и пристав, и что-то усиленно принялся обдумывать.

— Демьян, фотографию, пожалуйста! — скомандовал Александр Еремеевич.

Тот спешно достал папку из внутреннего кармана шинели и протянул фото.

Громов не сводил со Светланы своего напряженного взгляда:

— Как вы опознали ожерелье, кроме как по счету бусин? Фотография черно-белая, цвет жемчужин не разобрать, а в Сосновском вы не видели ожерелье — только мы с Владимиром осматривали его.

Светлана вспомнила, как Громов и Петров расстегнули ворот на