Ментальная карта и национальный миф - Виталий Владимирович Аверьянов

суфиев живут в миру, занимают довольно значимые места в социальной иерархии: это и ученые, и предприниматели, и политики. В отличие от многих других, тех же христианских духовных практик, которые больше ориентируют на некую созерцательность и замкнутость, суфизм ориентирует на то, что ты, пройдя первые ступени духовного делания, далее, не оставляя этого делания, должен идти в мир, жить в миру, добиваться там максимального эффекта за счет этой самой «бараки». При этом ты будешь оцениваться не по тому, чего ты добился, а по тому, как ты сумел сохранить в любых обстоятельствах свою «бараку», сумел не утратить внутреннюю гармонию.

Я этот пример привел потому, что здесь ключевым для них является понятие «знание», вернее «гармония знания и человека». Вот цитата из одной суфийской книги: «Газали (это известный персидский поэт-суфий – В.А.) еще относительно молодым человеком осознал, что суфии обладают неким дополнительным элементом по сравнению с другими людьми, а именно способом понимания, для остальных недостижимым. Он покинул профессорскую кафедру и занялся обстоятельным исследованием данного вопроса. Такова была его реакция. Найдя ответ, он стал тем великим суфием, каким мы его знаем». То есть, грубо говоря, «барака» позволяет человеку настроить особый способ понимания вообще. А мы на этих семинарах занимаемся не чем иным, как моделируем понимание человеком реальности, то есть стоим на пути, близком к суфийскому.

На предыдущем семинаре мы рисовали такую схему: вертикаль информации (абстрагирование, обобщение) и еще одна вертикаль – конкретизации памяти (материализация представлений) (рис. 2). На этих двух встречных потоках, как мы тогда говорили, и оформляется средняя зона, которую можно назвать зоной смысла, или понятийной зоной. В ней идет постоянная стройка понятий, возведение понятийного мира. Если говорить не об историческом, а о личном понимании вещей, то проброс сознания по понятийной вертикали осуществляется сразу на очень большую глубину. Другое дело, что этот проброс не сразу отстраивается в деталях. Потом идет долгая стройка различных уровней, уточнение. Представления в расплавленном виде занимают ячейки этой системы, затвердевают в ней, но потом они могут отбрасываться, отбраковываться. Эта стройка реально продолжается всю жизнь, хотя у людей творческих профессий ее активная фаза гораздо более продолжительна и может не завершиться даже в старости, когда, казалось бы, понятийный аппарат должен уже до конца устояться.

Сейчас я бы хотел обратить ваше внимание на то, что структурирование этой зоны происходит по определенным законам. Там есть разные степени кристаллизации смысла, потому что понятия тоже бывают очень разные: есть некое «ухватывание» феномена, есть понятие как концепт, есть понятие как идея (более высокая степень обобщения), и, наконец, есть ноуменальная сфера – сфера логоса, где человек мыслит предельными абстракциями.

Приведу конкретные примеры, чтобы было понятно, что мы говорим на одном языке. Самым ярким примером понятия как феномена будут, пожалуй, имена собственные, то есть наименования. Они указывают на совершенно конкретный феномен, на явление, с которым кто-то сталкивается в первый раз. К примеру, это может быть какой-то человек, носитель имени собственного. По мере того как мы постигаем человека, он поднимается все выше и выше по сутевой вертикали, и мы уже можем говорить о концепте конкретного человека или даже его идее. Ноумен – это предельное и абстрактное: «бытие», «небытие», «единичное», «общее» и т. д. Ноумен называет феномен единичным, но он берет в этом феномене предельно абстрагированную его сущность, то есть то, что он единичен. Это действительно очень точное определение, но оно ухватывает только лишь скорлупу этого явления. В Древнем Египте фараон – это была идея, которая стремилась стать ноуменом. Иногда это получалось более успешно, иногда менее успешно. Но там было множество богов, и каждый бог представлял собой какую-то ноуменальную сущность. Это была целая система ноуменов.

Обо всех этих формах – и это очень существенная, ключевая вещь – можно задать один вопрос: а существуют ли они в действительности? Существуют ли идеи, существуют ли понятия? Существуют ли феномены, если понимать под феноменами пред-меты, то есть что-то предъявленное человеческому сознанию? Тем более существует ли ноумен? Так вот, можно сказать так: сила и реальность этих понятийных форм заключаются в них как в моделях и программах[62]. То есть опять мы возвращаемся к прагматическому целевому аспекту смысла: сила этих форм в том, что они моделируют действительность.

Возьмем, к примеру, такие ноумены, как «единичное» или «общее». «Единичное» и «общее» как предметы в действительности не существуют. Конечно, существуют какие-то единичные предметы, но «единичного» самого по себе не существует. Вместе с тем существует модель «единичного» в сознании человека, и эта модель, как вера, «двигает горы».

6. Тезаурус и картина мира

Целое и часть. Часть и частица, часть и частота. Тезаурус как ориентирующая система смыслов, подобная языку в том смысле, что она открыта миру, а не замкнута на заранее определенной модели. Сосуществование в одном человеке множества тезаурусов, их сращение между собой. Различные тезаурусы неодинаково взаимодействуют со сферами «своего – чужого» и «чужого – чужого» (чуждого). Так, в научной картине мира ереси и инакомыслие, опыт других теорий, других культур могут служить прекрасным строительным материалом для ее уточнения, корректировки и даже иногда существенного переустройства. В этической и ценностной картине мира такие скачки из чуждого в свое невозможны и разрушительны.

Вспомним схему, нарисованную на первых семинарах (рис. 2): в ней был вектор информации, абстрагирования и обобщения; в ней был противоположно направленный вектор воплощения образов человеческой памяти и кристаллизации впечатлений в виде представлений; наконец, в ней была средняя зона – зона понятийная, которая постепенно отстраивается от отражения феномена через понятие и поднимается с уровня понятий, соответствующих конкретным феноменам, через понятие-концепт к уровню понятия-идеи и далее – уже к уровню ноуменов, то есть к предельно абстрактным понятиям.

Но, помимо этой схемы, была нарисована еще так называемая крестовина слова (рис. 3). На одном полюсе у этой крестовины – объективные имена; на другом – персональные представления. Горизонтальная перекладина представляет собой вектор образов, потому что как имена, так и представления – это не что иное, как образы. На понятийной вертикали, отражающей суть, нижний полюс – это субъектные смыслы, а верхний – универсальные идеи. На этой вертикали отлагаются понятия. В этой крестовине интересно то, что по диагонали ее можно разбить на две части, которые соответствуют правому и левому полушариям. В левополушарной части мы имеем дело с объективными именами и универсальными идеями, а это область иного. А в правополушарной части мы имеем дело с персональными представлениями и субъектными смыслами – это область своего.