Приятный кошмар - Трейси Вульф

твердит, что может с этим справиться, но он понятия не имеет, с чем ему придется справляться. Что, по мнению этого парня, он сможет сделать в одиночку против стаи разъяренных чудовищ, не умеющих мыслить логически? Они ненавидят дождь почти так же сильно, как его ненавидят призраки. Я убедилась в этом в прошлом году… на собственном горьком опыте.

Мое сердце сжимается при мысли о том, с чем мне придется столкнуться – и в плане тамошних чудовищных тварей, и в плане духов, – но я не обращаю на это внимания. На данный момент я ничего не могу с этим поделать, кроме как надеяться на лучшее.

Хотя здесь, в Школе Колдер о лучшем речь не идет никогда. Обычно самое большее, на что мы можем надеяться, это просто не самое худшее. Вы можете быть уверены, что здесь произойдет не только самое худшее из всех возможных событий, притом в самый худший, самый неподходящий момент, но и ожидать, что это самое худшее будет чертовски смертоносным. К плюсам можно отнести то, что, когда вы попадаете в ситуацию, имея столь низкие ожидания, все, что не является полной катастрофой, кажется историй успеха.

Я сворачиваю в лестничный колодец, ведущий в подземелье, и у меня падает сердце. Я бежала недостаточно быстро. Джуд уже успел спуститься по лестнице в недра здания.

Я пытаюсь скрыть свое беспокойство, но, видимо, Моцарт все-таки видит его, поскольку она ободряюще кладет руку на мое плечо.

– Не беспокойся, Клементина. Если он говорит, что справится с этим, то он справится с этим.

– Я не беспокоюсь. – Но едва эта ложь срывается с моего языка, слышится раскат грома, сотрясая стены и заставляя одинокую электрическую лампочку в коридоре внизу мигать, – должно быть, дядя Картер наконец заменил ее, когда загнал змееподобное чудовище обратно в клетку.

Ну, разумеется, шторм решил возобновиться именно сейчас.

Как будто мои мысли вызвали у чудовища ответную реакцию, снизу слышится оглушительный визг. Секунду мне кажется, что эта гигантская змееподобная тварь опять вырвалась на волю, но тут я слышу лязг замка, затем звук захлопнутой двери и понимаю, что дело обстоит намного, намного хуже.

Джуд все-таки вошел в клетку этой твари.

О черт.

Я ускоряю свой бег, перескакивая через последние ступеньки лестницы, живо представляя себе, что змеи, заменяющие этой твари руки, могут сделать с ним.

Задушить.

Разорвать в клочья.

К плюсам можно отнести то, что, благодаря утренней атаке этой твари, призраки здесь больше не появляются, но я так волнуюсь за Джуда, что почти этого не замечаю. Вместо этого я мчусь по коридору с бешено колотящимся сердцем и ужасом, пронзающим его. Но к тому времени, как я добираюсь до незапертой двери обиталища змееподобного чудовища, Джуд уже выходит из нее, медленно и невозмутимо. Как будто он только что покормил своего любимого щенка, а не буйное кровожадное чудовище.

– Я же говорила тебе, что с ним все будет в порядке, – шепчет Моцарт мне на ухо, догнав меня. – Джуд умеет обращаться с монстрами, – добавляет она, пока он идет к следующей двери.

– Ты никак не мог покормить его так быстро, – говорю я, поспешив к нему. – Я не слышала из его клетки ни единого звука. А по опыту я знаю, что оно выражает свои чувства очень, очень громко, когда оно недовольно.

Джуд вперяет в меня пристальный взгляд, и я смотрю на него еще более пристально, пока он наконец просто не пожимает плечами.

– Я даже не видел его, когда вошел. Должно быть, оно спало где-то в укромном месте.

– Ты хочешь, чтобы я поверила, что оно спало, когда ты просто зашел, задал ему этого чертова блестящего сухого корма, и оно даже не пошевелилось? – Я знаю, что в моем тоне звучит скепсис, но как же иначе? Мне приходилось иметь дело с этими чертовыми тварями с тех самых пор, как я училась в десятом классе. Они меняются довольно регулярно – моя мать получает неплохие деньги за краткосрочную передержку всяких чудовищных тварей, – и справляться с ними нелегко. Со всеми ними без исключений.

И что же – Джуд просто спокойно заходит к ним, как будто это пустяк? А затем просто наполняют емкости недельным запасом корма и воды и так же спокойно выходит? Это просто уму непостижимо.

– Я не знаю, шевелилось оно или нет, Сацума. Я его не видел. Совсем.

Я щурю глаза при звуке этого прозвища и притворяюсь – даже перед самой собой, – что я раздражена тем, что он снова именует меня названием малоизвестного цитруса.

– Возможно. Но я не хочу, чтобы ты просто спокойно заходил в клетки остальных чудовищ, Элинор Ригби.[18]

– Я их не боюсь. – Он кивком показывает на конец коридора. – Предоставь их мне, а вы втроем займитесь криклерами.

– Ты же на самом деле не думаешь, что я позволю тебе разбираться со всеми этими тварями в одиночку? Мы разделимся – как говорится, разделяй и властвуй. А затем мы сможем все вместе отправиться к криклерам. Это определенно работа не для одного человека. Чем больше нас там будет, тем лучше.

Джуд не выглядит впечатленным, и я понимаю, что сейчас он впервые демонстрирует что-то помимо своего обычного бесстрастия, когда речь идет об этой работе. С ним что-то происходит, и я обязана – и полна решимости – в этом разобраться. У меня пока нет ответа, но, если последние три года меня чему-то и научили, так это тому, что всякий раз, когда с Джудом что-то происходит, в конечном итоге от этого страдаю я.

И я ни за что не допущу, чтобы это случилось снова.

– У меня есть идея получше, – предлагает он. – Как насчет компромисса?

Я смеюсь, хотя в моем смехе нет ни капли веселья. – Мое предложение – это и есть компромисс.

– Ладно. Тогда как насчет сделки?

– Сделки? – Я подозрительно щурю глаза. – Сделки какого рода?

– Я думала, что выхожу за все рамки, стараясь всегда настоять на своем, лениво комментирует Иззи. – Но вы двое превосходите в этом даже меня.

– Джуд бывает таким только с Клементиной, – говорит ей Моцарт.

Я хочу спросить, что она имеет в виду, но я слишком занята тем, что пялюсь на Джуда, стараясь заставить его отвести глаза, а он пытается сделать то же самое со мной. При этом его глаза вдруг окрашиваются множеством оттенков разных цветов – зеленого и серебристого, золотого и черного, – и все это сплелось, составив самое притягательное сочетание, которое я когда-либо видела.

Я моргаю, чтобы разрушить