Турецкий марш - Александр Харников

Но в одиночестве мне сидеть пришлось недолго. В дверь моей каюты вежливо постучали. Я открыл ее. В каюту шагнули капитан Дженкинсон и какой-то русский, судя по всему офицер.

– Это наш пассажир, мистер Эндрю Гопкинс, – сказал капитан. – Он следует в Нью-Йорк.

Я кивнул и шагнул в темный угол каюты. Хотя внешность я и изменил, но лучше было бы, чтобы мое лицо оставалось в тени.

– Говорите, мистер Гопкинс? – произнес с каким-то странным акцентом русский. – А документы у мистера Гопкинса есть?

Я кивнул и полез в саквояж за документами, которыми снабдила меня графиня.

Неожиданно русский шагнул ко мне и крепко схватил меня за руку.

– А может быть, вы не Эндрю Гопкинс, а бывший император Франции Наполеон III?

Я вздрогнул. Похоже, что мне так и не удастся добраться до Нью-Йорка.

– А если я император Наполеон III, то попрошу, чтобы со мной обращались в соответствии с моим титулом и положением!

– Ну, допустим, вы уже не император, а просто Шарль Луи Наполеон Бонапарт, – усмехнулся русский. – Собирайтесь, мсье, вам придется отправиться с нами. А «Сильф» пойдет в Нью-Йорк без вас…

26 (14) ноября 1854 года.

Дорога из Константинополя в Айастефанос (Сан-Стефано).

Мустафа Решид-паша, специальный посланник султана Абдул-Меджида к командующему русскими войсками генералу Хрулеву

Мы ехали под ослепительно-синим небом. С одной стороны дороги зеленели высокие пинии, а с другой свозь серую листву древних олив светилось лазурью ласковое Мраморное море. Огромные стаи птиц направлялись из Европы на зимние квартиры, кто на острова Эгейского моря, кто в Северную Африку и далее на юг. Красота, достойная кисти самого Ферика Ибрагима-паши[86]! Вот только миссия наша была далеко не из самых приятных.

Вчера меня и Мехмета Эмине-пашу вызвал наш султан султанов, Абдул-Меджид. К моему великому удивлению, на встрече не присутствовал наш Бююк-Элчи, Великий посол, как мы прозвали Чарльза Стрэтфорда-Каннинга. На мой вопрос, не подождать ли нам его прибытия, наш повелитель лишь ответил, что не пригласил мистера Каннинга, и добавил, что то, что мы будем сейчас обсуждать, не для ушей Великого Элчи.

Должен признать, что я долгие годы поддерживал Каннинга, и мы с ним вместе работали над новой редакцией Венской ноты и, таким образом, не допустили примирения с Россией. Каннинг пообещал нам тогда, что в случае войны нам достанутся Крым и Закавказье и что Черное море вновь будет полностью нашим. А результат налицо – мы потеряли Добруджу, Дунайские княжества и Аллах лишь ведает, что еще; французы и англичане на ножах, а русские стоят у ворот нашей древней столицы, падение которой – лишь вопрос времени. И моя миссия – попытка хоть как-то договориться с нашим злейшим врагом.

Впрочем, в отличие от англичан и французов, русские всегда выполняют подписанные ими соглашения. Более того, именно они спасли нас от Мухаммеда Али и его свирепых египтян. Так что если мне удастся договориться с ними, то я буду советовать Наместнику Аллаха согласиться на их условия, тем более что список возможных уступок мы вчера обговорили, вплоть до размежевания по Проливам и Мраморному морю, хотя я надеюсь, что до этого дело не дойдет. А Каннинг… Надеюсь, что Великий Элчи уже не будет оказывать столь сильного влияния на султана, тем более что Абдул-Меджид смог воочию убедиться в том, насколько пагубны его советы.

Мы послали вперед двух верховых с белым флагом. Им было поручено объявить русским о скором прибытии нашей миссии. Наши враги всегда трепетно относились к парламентерам и послам, так что за свою жизнь я совсем не боялся. Увы, наши султаны не всегда вели себя столь разумно – именно решение об аресте русского посла и заточении его в Семибашенный замок в свое время и привело к потере нами Крыма и Таврии.

Где-то в полутора милях[87] от Айястефаноса дорога поворачивает чуть направо, огибая пиниевый лес. А сразу за поворотом находилась поляна, на которой я в молодости любил отдыхать со своими друзьями. И вот сейчас на этой поляне находилось десятка два русских казаков. Увидев нас, они поскакали нам наперерез.

Я подумал, что они – наш почетный эскорт, хотя и удивился, почему с ними не было наших парламентеров. Футах[88] в ста от нас они остановились; а когда мы к ним приблизились, они неожиданно вскинули штуцеры и начали стрелять: сначала по нашим лошадям, а потом и по нам.

Моего Караолана, которого я купил у торговца-араба еще жеребенком и которого так любил, убили сразу. Вокруг жалобно ржали другие кони. Что происходило с моими спутниками, я не видел: мою ногу придавило тушей верного коня. Я заметил только, как казак в белой папахе и с вислыми усами целится в меня. Мне он показался смутно знакомым, и, когда я почти мысленно распрощался с жизнью, вдруг вспомнил – его я видел один раз вместе с Каннингом.

Теперь мне все стало ясно – Каннинг узнал о моей миссии и решил ее предотвратить, а те из моих спутников, кто выживет, расскажут потом, что на нас напали русские. Но зрачок его ствола смотрел мне прямо в лицо. Я закрыл глаза и прошептал: «Аллах акбар!», ожидая тот самый выстрел, который положит конец моему времени на этом свете и, если повезет, отправит меня в райский сад к гуриям. А если нет?

Но выстрела не последовало, и через секунду я вновь открыл глаза и увидел, как этот самый казак – точнее, поляк – валяется на земле, не подавая признаков жизни. Вокруг меня падал то один, то другой враг, но какая сила их убивала? Неужто Аллах сжалился надо мною и послал нам чудо, уничтожая наших врагов?

Когда нападавшие поняли, что происходит, среди них началась паника, и только теперь я услышал из кустов слева от дороги выстрел, за ним еще и еще. Из двух десятков нападавших на конях оставалось меньше половины, а оставшиеся ринулись на запад, пытаясь бежать от Божьего гнева. Еще один упал с коня, за ним другой, и тут один из улепетывавших истошно завопил: «Матка Боска!», после чего я окончательно убедился в том, что напали на меня не русские.

Из кустов поднялся молодой человек в русском мундире и, хромая, подошел ко мне. Я опять приготовился к худшему, но тот, увидев, что моя нога находилась под туловищем моего бедного жеребца, лишь сказал по-французски, но с явным английским акцентом:

– Мсье, вы ранены?

– Нет, но, боюсь, у меня сломана нога, – ответил я по-английски. – Благодарю вас за мое чудесное спасение. Я думал, неверных поразил гнев Аллаха…

– Мы всего лишь грешные христиане, – улыбнулся тот. – Эх, будь здесь моя невеста, она бы знала, что делать. Ведь она медик.