Моя жизнь, или История моих экспериментов с истиной - Мохандас Карамчанд Ганди

Следующим в моем списке был Гокхале. Я разыскал его в парке колледжа Фергюссона. Он очень доброжелательно встретил меня и покорил изяществом своих манер. С ним я тоже встретился впервые, но у меня было такое чувство, словно мы знаем друг друга много лет. Сэра Ферозшаха я представлял Гималаями, Локаманью — океаном, Гокхале — Гангом. В священной реке можно освежиться. Гималаи неприступны, переплыть океан сложно, а Ганг манит тебя своими водами. Я бы с радостью плавал по нему в лодке с веслами.

Гокхале тщательно проэкзаменовал меня, словно ученика. Он рассказал мне, с кем следует встретиться и как найти подход к каждому из них. Потом попросил разрешения посмотреть текст моей речи. Он показал мне колледж, заверил, что всегда готов помочь, и пожелал узнать результаты моей дальнейшей встречи с доктором Бхандаркаром. Я ушел от него несказанно счастливым. Гокхале-политик занимал в моем сердце совершенно особое место на протяжении всей своей жизни. Занимает и сейчас.

Доктор Бхандаркар тоже принял меня с той теплотой, с какой отец встречает сына. Я посетил его в полдень.

Сам по себе факт, что я в такой час был занят деловыми встречами, показался любопытным этому неутомимому ученому мужу. Я попросил его стать тем самым беспартийным председателем намечавшегося митинга и встретил его горячее одобрение, выразившееся в восклицаниях: «Как раз то, что мне нужно!»

Выслушав меня, он сказал:

— Всякий знает, что я избегаю политики. Но вам я отказать не могу. Ваше дело столь серьезно, а ваши усилия вызывают такое восхищение, что я не смею отклонить предложение участвовать в этом митинге. Вы поступили правильно, переговорив с Тилаком и Гокхале. Пожалуйста, передайте им, что я буду рад стать председателем митинга, который пройдет под началом обеих партий. И не нужно спрашивать у меня, какое время удобно мне. Любое время, подходящее вам, меня вполне устроит.

После чего распрощался со мной с добрыми пожеланиями и благословениями.

Без лишнего шума эта группа образованных и бескорыстных людей провела в Пуне митинг в сравнительно небольшом помещении, а затем они отправили меня дальше. Я покинул Пуну приободренным и еще более уверенным в необходимости моей миссии.

Я направился в Мадрас. Там меня ожидали с еще бо́льшим энтузиазмом. Уже упомянутое мной дело Баласундарама произвело на участников митинга сильнейшее впечатление. На сей раз у меня был напечатанный текст речи, которая мне самому показалась слишком длинной. Но аудитория внимательно выслушала каждое мое слово. По окончании митинга состоялась ставшая традиционной раздача «Зеленой брошюры». Я привез с собой уже второе, исправленное издание, снова вышедшее тиражом десять тысяч экземпляров. Книжки расходились как горячие пирожки, но я все же понял, что не было необходимости печатать брошюру таким большим тиражом. Я слишком увлекся работой и неправильно оценил спрос. Моя речь была адресована англоговорящей публике, а в Мадрасе эта группа людей не могла раскупить весь тираж.

Неоценимую помощь оказал мне ныне покойный Г. Парамешваран Пиллаи, редактор газеты «Мадрас стэндард». Он всесторонне изучил вопрос и часто приглашал меня к себе в редакцию, чтобы дать советы. Г. Субрахманиам из газеты «Хинду» и доктор Субрахманиам тоже сочувствовали моему делу. Г. Парамешваран Пиллаи вообще предоставил целые колонки в «Мадрас стэндард» в мое распоряжение, и я в полной мере воспользовался его великодушным предложением. Митинг в Пачаяппа-холл прошел, насколько помню, под председательством доктора Субрахманиама.

Симпатия большинства людей, с которыми я познакомился, и их энтузиазм, проявленный в отношении моей работы, были столь потрясающи, что, несмотря на необходимость общаться с ними по-английски, я чувствовал себя как дома. Существует ли на свете препятствие, которого не преодолела бы истинная любовь?

Из Мадраса я отправился в Калькутту, где мне пришлось столкнуться с большими трудностями. Я никого не знал в этом городе, поэтому остановился в гостинице «Грейт истерн». Там я познакомился с мистером Эллерторпом, представителем «Дейли телеграф». Он пригласил меня в Бенгальский клуб, где поселился сам. Он и не представлял, что индийца не пустят в гостиную клуба. Узнав об этом, он отвел меня в свою комнату и выразил глубочайшее сожаление по поводу расовых предрассудков местных англичан. Он также извинился за невозможность посидеть со мной в гостиной клуба.

Мне нужно было встретиться с Сурендранатхом Банерджи, прозванным «Бенгальским идолом». Я нашел его в кругу друзей. Он сказал:

— Боюсь, местные не проявят должного интереса к вашей работе. Как вы знаете, у нас и здесь много проблем. Однако вам стоит приложить все усилия для достижения вашей цели. Необходимо для начала получить поддержку магараджей. Непременно познакомьтесь с представителями Британской индийской ассоциации. Кроме того, необходимо встретиться с раджой сэром Пьяримоханом Мукарджи и магараджей Тагором. Оба придерживаются либеральных взглядов и принимают активное участие в общественных делах.

Я встретился с упомянутыми джентльменами, но безрезультатно. Оба холодно приветствовали меня и заявили, что собрать митинг в Калькутте весьма непросто, а если что-то и можно сделать, то это будет зависеть от Сурендранатха Банерджи.

Моя задача постепенно становилась все более сложной. Я сходил в редакцию газеты «Амрита базар патрика». Джентльмен, с которым я там встретился, принял меня за вечного странника. В редакции газеты «Бангабаси» со мной поступили еще хуже. Редактор заставил меня прождать битый час. Посетителей было много, но он едва удостоил меня внимательным взглядом, когда освободился. После долгого ожидания я попытался изложить ему суть своего дела, но он сказал:

— Разве вы не видите, как мы здесь заняты? К нам приходят сотни таких, как вы. Вам лучше сразу уйти. Я не расположен слушать вас.

На мгновение я оскорбился, но почти сразу понял его. «Бангабаси» была очень популярна. Я видел, сколько посетителей приходит сюда, и это были люди в основном уже знакомые с редактором. Газете не требовались дополнительные темы, а о проблемах Южной Африки в то время еще едва ли кто-то слышал.

Какими бы серьезными ни казались жалобы посетителя ему самому, он был всего лишь одним из многочисленных людей, наводнявших приемную редактора. Каждый из них спешил поделиться своими бедами. Как мог редактор уделить время всем? Более того, люди действительно думали, что редактор газеты обладает какой-то существенной властью в стране. Только он сам понимал, что теряет эту власть уже за порогом собственного кабинета. Но я не пал духом и продолжал встречаться с редакторами других изданий. Я зашел в англо-индийские редакции. Редакторы «Стейтсмен» и «Инглишмен» заинтересовались поднятым мной вопросом. Я дал им пространные интервью, которые были затем целиком напечатаны.

Мистер Сондерс, редактор газеты «Инглишмен», отнесся ко мне как к равному. Он предоставил в мое распоряжение редакцию и полосы газеты, любезно разрешив мне вносить любые поправки в передовицу, написанную им самим о ситуации в Южной Африке. Корректуру статьи он выслал мне заранее. Не будет преувеличением сказать, что между нами установились дружеские отношения. Он пообещал оказывать мне посильную помощь во всем, причем сдержал свое обещание. Мы продолжали переписываться и потом, пока он серьезно не заболел.