Первое правило диверсанта - Роман Белоцерковец

— Спасибо, хорошо спал. А вы? Кошмары не мучили? Видели бы вы свои рожи, — немного успокоившись и отдышавшись, сказал я. — Сидите здесь как две клуши на насесте и шепчетесь. Удивлен, как вы оба еще не смылись отсюда. Закатали бы подолы и валили на все четыре стороны. Обосрались, воины?

При последних словах поднялся и Андрей, он нахмурился и готов был кинуться на меня с кулаками. Монах встал между нами и поднял вверх руки, призывая обоих к благоразумию.

— Эй, ну-ка тихо оба.

Я вновь засмеялся. Андрей дернулся в мою сторону. Я чуть наклонил голову, приземлил насколько можно корпус и приготовился ответить ударом на удар.

— Тихо, я сказал! — повысил голос Монах. — Андрей, сядь, сядь! Быстро! Лёша! Алексей! Успокойся, приди в себя. Что ты говоришь?

— Действительно, что я такое говорю? Чушь несу, не более того. Что можно еще от меня ожидать? Лучше послушаем тебя, Монах. А, командир? Может, вернемся к разговору в подвале? И на этот раз постарайся не вешать мне на уши лапшу, и, уж если продолжишь врать, делай это хотя бы правдоподобно. Где меня нашли? Когда? Кто навел, если это не было случайностью? Где еще трое из группы? И главное, я хочу знать, кто твой человек в ГГО.

Оба замерли.

— Немедленно! — рявкнул я.

Монах устало обрушился на стул, загнанно посмотрел на меня исподлобья и попросил:

— Давай для начала позавтракаем?

— Давай, — согласился я и занял свободный стул.

Честно говоря, я сам не ожидал от себя подобной филиппики. Так часто бывает: нечто глубоко сидящее внутри и, казалось, надежно там спрятанное, вдруг вырывается наружу по одному едва уловимому знаку, и сдержать прорвавшийся поток уже нет никакой возможности. Тебя закручивает в водовороте, бросает во все стороны и бьет о каменные пороги. Ты захлебываешься от приступа смешанных чувств: ярости, смелости и чего-то еще — пьянящего и развязывающего тебе язык до такой степени, что самому в какой-то момент становится страшно до обморока, а остановиться нет никакой возможности. Будто бесстрашно падаешь в бездну, испытывая при этом головокружительное счастье — настоящее, без подделки!

Андрей еще не отошел от вспышки гнева. Он косился на меня и в любую минуту был готов вступить в словесную перепалку или пустить в ход кулаки. К нему, в отличие от Монаха, я не испытывал злости — захотелось как-то извиниться перед ним и наладить прежние добрые отношения.

— Как рука? — спросил я его.

Андрей тут же потеплел, поднял над столом правую руку, задрал рукав и наглядно продемонстрировал, насколько хороши его дела. Он несколько раз сжал и разжал кисть, покрутил ею в разные стороны. Место нахождения бывшей страшной раны выдавал лишь участок совершенно белой, лишенной загара кожи, не осталось даже шрама.

— Видал! Как новая! — похвалился он.

— Ну и отлично, — откликнулся я, хотя что-то подсказывало, что не все так гладко, как выглядело на первый взгляд.

Больше за столом не было сказано ни слова — ели молча, сосредоточенно набивая желудки. Андрей, кажется, вообще ни о чем не думал. Монах не поднимал глаз, но и без того, по опущенным напряженным плечам и по тому, как тщательно он пережевывал пищу, было видно, насколько тяжелую мыслительную работу проделывал его мозг. Я, не отрываясь, следил за ним в очередной раз, пытаясь разрешить для себя сложную задачу, что же это за человек.

После еды он добавил в бензобак генератора топлива и услал недовольного Андрея в комнату — чистить оружие и приводить в порядок амуницию.

Оставшись вдвоем, мы оба долго не решались начать разговор. Я не вытерпел и с вызовом спросил:

— Так что скажешь, командир?

— Что тут скажешь.

— Хоть что-нибудь.

— Перестань, Лёша. Ты думаешь, тебе одному тяжело?

Монах театрально завел глаза, но, не найдя у меня достойного своего лицедейства отклика, сдался, глубоко вздохнул и сказал:

— Черт с тобой, спрашивай, только учти, я знаю немногим больше тебя, а после твоего фокуса с Андрюхиной рукой думаю, что и меньше.

Я не спешил с вопросами, сначала достал из кармана фотографию и сломанные часы, положил это все на стол между нами и только после этого сказал:

— Начни вот с этого.

Монах взял фото, улыбнулся чему-то, положил обратно, повертел в руках часы и, тоже не заинтересовавшись ими, со стуком уронил на столешню.

— Если и начинать, то с более раннего момента.

— Валяй, — согласился я.

Он где-то успел разжиться сигаретами — закурил и предложил мне, я с удовольствием угостился. Словно пережевывая дым, Монах начал:

— Да, это, правда, никакой женщины, заявившей о местоположении продуктового склада, не было. Глупая история, уж лучше совсем никакой, чем эта — понятное дело, что ты не поверил. Я ему говорил, но он настаивал на своем и больше того, заставил меня выучить слово в слово все то, что я тебе рассказал раньше. То есть буквально слово в слово, будто это имеет какое-то значение.

— Подожди! — перебил я. — Что ты скачешь, с пятого на десятое. Излагай по порядку. Кто «он»?

— Пять с небольшим лет назад на меня вышел один офицер из ГГО. Я не больно-то доверяю этим надутым индюкам в сиреневых мундирах, уж сильно они носы любят задирать. Но этот очень отличался от прочих, нос он тоже драл будь здоров. Только вот говорил по делу, я ему поверил. Верю и сейчас, чтоб ты знал! Короче, это он сказал, где и что нужно искать и на кого ссылаться. Предупредил, что по возвращении обязательно будут проблемы и серьезные проблемы — не соврал. Меня три месяца таскали из камеры на допрос, с допроса к добряку доктору на прием. Ну, там клещи, мини-тиски для мошонки и прочие прелести, с приема снова на допрос и уже только после этого в камеру. Там все время горел свет и играл через репродуктор бравый марш. Словом, веселуха полная — не поверишь. Я думал, упаковочку там дам, но ничего, выдержал, как видишь.

— А ради чего ты терпел?

— Ради чего? Ради тебя дурака и той карты, что сейчас лежит у тебя в кармане. Я никогда особенно не верил в Легенду, само название всегда вызывало у меня улыбку. А тут я реально прикоснулся к чему-то более существенному, нежели слухи, распускаемые старыми бабками в базарные дни. Когда я нашел тебя в саркофаге в переплетении проводов, я получил то, чего у меня сроду не было, — надежду. Так что, несколько сломанных ребер и вырванных зубов не такая уж неподъемная плата за такое приобретение. Да и что мне оставалось, как не терпеть? Ну сдал бы я тогда своего подельника — это же прямой билет в один конец. Сговор для свержения легитимной власти, или что там у нас есть. Но это так, мелочи, главное — это ты сам и то, что ты знаешь. Понимаешь?

— Понимаю. Давай дальше.

— Да что ты можешь понять?! Ну да ладно. Через три месяца с меня сняли все обвинения и отпустили с миром, а еще через полгода снова объявился он, но уже не один, а вместе с тобой и передал тебя под мою опеку, попросив обучить, как следует, и принять в клан.