Весь этот свет - Сара Пэйнтер

– Я не могу далеко уйти, – в моем голосе зазвучали жалобные нотки, и это злило. В конце коридора была главная лестница. Кто-то вставил в окна витражи; они прекрасно смотрелись рядом со старыми резными деревянными перилами. Как будто я, выйдя из больницы, оказалась в арт-галерее или музее.

– Сюда, – сказала Грейс, чуть ускорив шаг.

Мы повернули влево и вышли в другой коридор, оказавшись в старой части здания. Пропорции здесь были другими, и я уловила запах старости, который ни с чем нельзя было спутать, как бы его ни перекрывал антисептик. Еще пахло мастикой. Двери, ведущие из коридора, казались полированными. На одной висела записка; я подошла поближе. Почерк был с сильным наклоном, ручка – перьевой, бумага – очень тонкой, с голубоватым оттенком. «Пожалуйста, мойте за собой чашки и тарелки. Кухней пользуются все, это привилегия, а не право. Сестра Аткинс».

Я хотела дотронуться до записки, но Грейс уже дошла до конца коридора. К тому же что-то меня остановило. Пальцы лишь скользнули над бумажкой. Я повернулась и последовала за Грейс.

С потолка свисал знак. Такие мне доводилось видеть в больницах, где были списки отделений и указывающие стрелки. На двери в конце коридора была новая табличка «Ортопедия», а под ней еще одна, старая. Я сощурилась, пытаясь разобрать надпись на ней, но буквы прыгали, а глаза вдруг заслезились.

– Курительная комната, – сказала моя спутница. Я толкнула дверь, думая, что будет закрыто, однако она распахнулась. Грейс, которая в эту самую минуту стояла рядом, внезапно оказалась посреди комнаты. Я моргнула, ожидая, что сейчас она исчезнет, но она стояла на месте. Медленно повернулась, оглядела комнату, и все детали сразу же стали отчетливее. Вернее, появилось много нового. Там, где до этого стояли два стула и стол для заседаний, подделка под березу, теперь нарисовалась разношерстная мебель, включая кресло с витой спинкой, обитое потертой парчой. На стене, несколько секунд назад пустой, сама собой выросла огромная доска объявлений, а с потолка пропали современные встроенные светильники и свисала люстра странного металлического оттенка.

– Лига бадминтона, – сказала Грейс. – У нас тоже был день спорта, – ее лицо приобрело мечтательное выражение. – Как здорово мы с Эви бегали на трех ногах[15]! Нас никто не мог обогнать.

– Эви?

Грейс, подойдя к деревянной доске, указала пальцем.

– Вот она.

Я подошла ближе, разобрала имена, написанные золотыми буквами. «Сестра Грейс Энн Кемп». Под ним – «сестра Эви Джонс». Мне захотелось дотронуться до деревянной доски, но меня снова что-то остановило. Воздух был слишком плотным, и в нем витало неясное предупреждение.

– Я сплю, – сказала я. – Я вижу сон.

Грейс покачала головой.

– Не знаю, что с тобой, но это не сон.

– Почему ты здесь?

– Я здесь работаю, – ответила она, – дежурю.

– Почему я тебя вижу?

Грейс вновь покачала головой.

– Это неправильный вопрос.

Солнечный свет струился в окна и резал глаза Грейс. Неважно, сколько она уже работала в больнице – привыкнуть к ранним подъемам так и не удалось. Голова гудела от усталости.

– К тебе завтра кто-нибудь приедет?

– Что, прости? – Грейс была слишком сосредоточена на том, чтобы впихнуть в свой организм как можно больше еды, и сомневалась, что правильно услышала слова Барнс.

– Ну, поддержать тебя. Или ты с нами не побежишь? – Барнс повела носом. – Слишком благородная для таких развлечений?

– Ну, по твоей логике наш носильщик вообще лорд, – ответила на это Эви. – Не мучай Грейс, не хочет, пусть не бежит.

– Мой Терри приедет, – сказала Барнс. – Может, чуть опоздает. Из Бродстерса путь неблизкий.

– Боже мой, – заметила Эви сухо, – да он по уши влюблен.

– А что тут такого? – спросила Барнс, покраснев сильнее, чем обычно.

– Совсем ничего. – Грейс попыталась сгладить намечавшуюся ссору, пока не услышала помощница главной медсестры, аккуратно очищавшая вареное яйцо за соседним столом.

– А ко мне никто не приедет, – призналась Эви. – Я не сказала предкам. К чему вся эта суета?

– А я вообще не знала, что можно приглашать гражданских лиц, – сказала Грейс.

– Что ты, ради всего святого, хочешь сказать? – Барнс, судя по всему, нисколько не смягчилась.

– Я имею в виду тех, кто не относится к больнице.

– Значит, и к тебе никто не приедет, – подытожила Эви. – Ну и хорошо, можем друг другу составить компанию.

Грейс задумалась о родителях, о том, пригласила бы их, если бы знала о такой возможности. Представила мать с салфеткой за воротом, обедающую так же чинно, как помощница главной медсестры. Наверное, не пригласила бы. Все дело было в том, что она больше не скучала по матери. Не тосковала по дому, не утыкалась лицом в подушку, чтобы заглушить всхлипы. Жизнь, в которой она была Грейс Кемп, единственной дочерью мистера и миссис Гарольд Кемп, казалась далекой-далекой. Как будто это прошлое принадлежало кому-то другому. Какое облегчение!

– Неужели никто из твоих ухажеров не придет? – почти язвительно спросила Барнс у Эви.

– Смотреть, как я бегаю по полю в шортах и пыхчу? Нет уж, спасибо, – Эви театрально повела плечом, и Грейс улыбнулась. Она была рада, что Роберт не приедет. Рада, что будут только девочки.

Отодвинув стул, Барнс поднялась.

– Ладно. Некоторым нужно работать.

Когда она повернулась и пошла, Грейс заметила нечто чуть пониже ее спины, как сказала бы сестра Беннетт, в люмбальном отделе позвоночника. Черное пятно. Она закрыла глаза, надеясь, что это лишь игра света. Когда она вновь их открыла, Барнс уже выходила, но черное пятно было по-прежнему на месте и казалось дырой в спине.

– Испорчены, что ли? – спросила Эви, указывая вилкой на яйца, лежавшие на тарелке Грейс. Та покачала головой и пододвинула тарелку поближе к подруге.

– Ну, тогда доем, – заявила Эви, накалывая яйцо на вилку, но, почти поднеся ее ко рту, вдруг замерла. – Ты опять вся побледнела.

– Все хорошо, – выдавила из себя Грейс, поднялась и пошла за Барнс, но на полпути остановилась. Что она ей скажет? «Я увидела тень и боюсь, что ты больна?» Нет, конечно. Гораздо лучше будет просто притвориться, будто ничего не видела. Поэтому Грейс пошла в спальню, где получше заколола шпильками шапочку, уже спадавшую.

У двери ее ждала Барнс. Грейс почувствовала, что она каким-то образом узнала о тени и теперь хочет спросить о ней, поэтому сильно удивилась, когда Барнс внезапно выпалила:

– Скажи Эви, чтоб не смела смеяться над моим Терри, ладно? Он ужасно застенчивый.