Картинные девушки. Музы и художники: от Рафаэля до Пикассо - Анна Александровна Матвеева

критиков, глядя на полотно Моне «Впечатление (Impression). Восход солнца», припечатывает молодым живописцам ярлык – «импрессионисты». Мане признан их вожаком – и толпы валят в Салон, чтобы увидеть «Железную дорогу», написанную духовным лидером святотатцев. «Все эти Золя и Мане, импрессионисты и натуралисты – одного поля ягода: сборище нарушителей порядка и коммунаров», – так пишут в газетах. Проходят годы, начинаются и заканчиваются войны, но в Париже и в Салоне ничего не меняется: травля узаконена, новое всегда хуже старого, Мане не на что надеяться и нечего ждать. «Когда-нибудь мои картины будут осыпаны золотом; к несчастью, вы этого не увидите… – с горечью говорит Мане своим близким. – Успех запоздает, но он несомненен: мои картины попадут в Лувр».

Его ругают и поносят на чём свет стоит за непривычный колорит. Публику раздражает синева моря в «Аржантее» (всем известно, что море не синего, а зелёного цвета!) и сюжет «Стирки» – новых работ для Салона, куда Мане отправляет картины с упорством, достойным лучшего применения. Он устраивает – неслыханное дело! – частную выставку в своём доме, и её посещают сотни парижан. Одна из зрительниц – красавица и кокотка Мэри Лоран – на долгие годы становится близким другом Мане и, конечно, его любовницей. Мэри появляется на полотне «Нана», названном так по имени героини романов Золя. Золя добился успеха, все добились успеха, и только шальная звезда Мане всё не спешит озарить собой небосклон.

Боли в ноге становятся ещё сильнее, невыносимее. Судьба, затаившись, ждёт знака. Мане пытается работать – переходит на виды Парижа, пишет жанровые сцены «В кафе» (1879, художественная галерея Уолтера, Балтимор), «Официантки» (1879, Музей д’Орсэ), «В баре Ле Бушон» (1879, ГМИИ имени Пушкина, Москва)… Однажды он выходит на улицу – и падает от резкой боли в спине. Доктор, к которому Мане обратится в тот же день, ничем не сможет его утешить. Дело не в роковом укусе змеи, а в той давней ночи с темнокожей бразильянкой. Спустя многие годы с Мане сводит счёты сифилис, проявившийся в атаксии конечностей. Доктор советует лечение на водах, жизнь в деревне, спокойный режим, и Мане поначалу пытается взять над болезнью верх: изнемогая от скуки, выполняет врачебные предписания.

Чем ближе смерть, тем шире улыбается удача: его новые работы «Портрет Пертюизе» (1881, Музей искусств, Сан-Пауло) и «Портрет Рошфора» (1881, Кунстхалле, Гамбург) удостоены медали второго класса в Салоне; отныне живописец может выставлять картины вне конкурса. Вот он, успех, которого Мане так долго ждал! Но успех почему-то вовсе не радует, как и орден Почётного легиона, полученный в 1881 году. Эдуард работает, будто в последний раз, над новыми полотнами «Весна» (1882, Музей Гетти, Лос-Анджелес) и «Бар в Фоли-Бержер» (1882, Институт искусств Курто, Лондон), где запечатлена всем известная подавальщица Сюзон. Начинает полотно «Амазонка», которое так и не будет закончено.

Что ж, это и есть последний раз. Болезнь стремительно прогрессирует, и 19 апреля 1881 года консилиум врачей принимает решение ампутировать левую ногу художника, поражённую гангреной. Операция проводится прямо на дому, и ногу в спешке оставляют в камине, где её найдёт уже после смерти художника его сын Леон.

Эдуард Мане скончался 30 апреля 1881 года в возрасте 51 года и был похоронен на кладбище Пасси.

Липучка

Викторине Мёран судьба подарила долгую жизнь, но забыла добавить везения и счастья. Самые яркие моменты в судьбе этой девушки были связаны с Мане и его картинами, но ей хотелось добиться ещё и собственного успеха. Вначале он казался таким близким, что, кажется, руку протяни – и ухватишь. У Викторины имелись способности к рисованию, пусть не такие яркие, как у Мане, но несомненные. Да и потом, зря, что ли, она провела столько времени с художниками? Работы Викторины были приняты в Салон ещё при жизни мэтра, как раз в тот 1876 год, когда отвергли его «Стирку». Сначала она выставляет автопортрет, через три года – «Нюрнбергскую бюргершу XVI века». Обе эти работы утрачены, да и интерес академиков к творчеству любимой модели Мане довольно быстро угас.

Через полгода после похорон Мане его вдова Сюзанна получила письмо: «Вам, несомненно, известно, что я позировала для многих его картин, особенно для “Олимпии”, его шедевра. Господин Мане принимал во мне большое участие и часто говорил, что если он продаст картины, то уделит мне какую-то сумму. Я была тогда слишком молода, беззаботна… Уехала в Америку. Когда я вернулась, г-н Мане, который как раз продал много картин г-ну Фору, предложил мне кое-что. Я отказалась; но, когда благодарила, сказала, что если не смогу больше позировать, то напомню ему об этом обещании. Эти времена настали раньше, чем я предполагала; в последний раз, когда я видела г-на Мане, он пообещал заняться мною, помочь устроиться билетёршей в театр и ещё сказал, что отдаст то, что мне причитается…»

Неизвестно, что ответила мадам Мане Викторине Мёран, но почему-то думается, что она не захотела делиться с Викториной полученным наследством. Скорее всего, Сюзанна была по-протестантски бережлива, да и слухи до неё наверняка доходили самые разные.

Капитал натурщицы – её молодость и красота. Потеряв их, так и не став серьёзной художницей, Викторина всё же попыталась выбраться из той пропасти, куда её толкали вернувшаяся нищета и приобретённый в годы испытаний алкоголизм. Торговала на Монмартре собственными рисунками. Попрошайничала. Завела ручную обезьянку и играла на гитаре перед входом в кафе. Была так назойлива и приставуча, что заработала обидное прозвище Смола или Липучка (Ля Тлю). Последним художником, который не брезговал Липучкой и поддерживал с ней отношения, был Анри Тулуз-Лотрек, он навещал легендарную Олимпию в её трущобном жилье и приносил с собой какие-то гостинцы. В преклонные годы Викторина жила вместе с подругой в пригороде Парижа, Коломбе, где и умерла в 1927 году в возрасте 83 лет.

Совсем недавно, в 2004 году была случайно обнаружена единственная из сохранившихся работ Викторины Мёран – «Вербное воскресенье», принятое в Салон 1885 года. Картина находится в историческом музее Коломба, ну а холсты Мане, как и предсказывалось, теперь выставлены в Лувре, Орсэ и музеях всего мира. Вечно молодая и вечно прекрасная Викторина Луиза Мёран смотрит на зрителей со стен галерей в Париже и Вашингтоне, Нью-Йорке и Бостоне…

Как жаль, что нам всегда мало успеха, который нам даётся, не правда ли?.. И как грустно, что даже он приходит так поздно.

Мама Мария

Сюзанна Валадон и её сын Морис Утрилло

Первая в истории Франции