Говорящая с призраками. Дитя Ноктурны - Нина Линдт

Настя закричала от боли и, ослепнув от ярости, бросилась на тварь с горящим своим мечом.

Между тем чернота переформировалась, из нее выступили стальные иглы, словно мрак дикобразом ощетинился навстречу возможным соперникам.

Он пожирал пространство и рос с огромной скоростью, Ролан подхватил Наташу и бросился бежать, понимая, что еще немного, и Тьма доползет до них. Наташа совсем погасла и была без сознания, он лишь надеялся, что никто из демонов не преградит им путь.

Самаэль вытащил мечи, опережая Настю. Габриэль и остальные ангелы пытались остановить продвижение Зверя, но это было все равно, что пытаться остановить цунами.

Зверь атаковал Настю, она чувствовала, как огромная сила пытается разорвать ее на частицы. Понимая, что у нее мало времени, рванула вперед, намереваясь проткнуть Ничто оружием.

Она видела, как огонь стал отделяться с клинка, словно его засасывало в черноту перед ней. Ее движение теперь не контролировалось ею, ее затягивало в черную дыру помимо воли.

Самаэль схватил ее в последний момент за шиворот куртки, та стала расходиться по швам, тогда он перехватил Настю за талию, его самого тоже стало затягивать в пасть Зверя, он чувствовал, как его разрывает на части, но, приложив титаническое усилие, смог выдернуть Настю из ауры Зверя, девушка совсем ослабла, тварь выкачивала из них силу. Самаэль в последний раз посмотрел на ее бледное лицо и отбросил, как мог, далеко, а потом, вытащив мечи, метнулся в самое сердце Тьмы, не сопротивляясь больше притяжению.

Настя, понимая, что это самоубийство, горько закричала, пытаясь остановить его, но он уже исчез во тьме Зверя. Она вскочила и бросилась к нему.

Зверь слишком поздно почувствовал, что добыча опасна. Его стальные иглы со стрекотом и звоном сложились в острый клинок навстречу Самаэлю. Тот разломил их ударом мечей и вонзился в ядро Тьмы.

Ударной волной отбросило назад бегущую за Самаэлем Настю. На мгновение ей перебило дыхание, и все перед глазами погасло. Повалило всех вокруг, дошло до леса, и в радиусе десятков километров от поля сражения полегли деревья и строения.

После грохота, воплей и криков повсюду воцарилась страшная тишина.

Настя приходила в себя медленно. Сначала, открыв глаза, не сразу поняла, где находится. Над ней было голубое небо, и яркий дневной свет лился со всех сторон. Она приподнялась на локтях, увидела поле битвы, разбросанные тела ангелов, демонов, агентов, кто-то из них тоже начинал приходить в себя. Она встала, ноги дрожали и подкашивались. Прямо перед ней находился огромный котлован, на самом краю которого лежало тело Самаэля с распростертыми огромными крыльями.

Она бросилась к нему. Бежала, а сердце тревожно стучало, часто и больно. Упав на колени рядом, она осторожно перевернула его лицом вверх. Демон со стоном пошевелился. Он весь был изрезан, несколько стальных игл торчали в теле, а еще Самаэль странно дымился.

— Демон! — Настя радостно наклонилась к нему в ответ на стон.

Он с трудом открыл глаза. Они были почти желтыми, с вкраплениями карего.

— Твои глаза! — не сдержала она удивления. А потом поспешно спросила: — Как помочь тебе?

— Не надо.

Он снова опустил веки, явно страдая от боли: судорога пробежала по лицу.

— Я должна уйти от тебя! — вдруг вспомнила она, подумав, что черпает из него силу и мешает ему восстановиться. Но он крепко схватил ее за запястье и остановил.

— Нет. Останься. Я слишком устал.

— Демон! Ты не понимаешь. — Слезы полились, едва она поняла по его взгляду, что на самом деле происходит. — Ты слабеешь из-за меня!

— Останься. — Он с такой силой держал ее, что не вырваться.

— Прошу тебя! — Слезы капали с ее подбородка на него. — Умоляю, Самаэль! Не умирай. Дай мне уйти. Прошу!

— Это ничего не изменит, — он с трудом сглотнул, — посмотри на меня. Им нужна была жертва. И они ее получат.

Она запустила было руку в его волосы, но вскрикнула, уколовшись о колючки венца, обвивавшего его лоб.

— Нет! Это была моя жертва! Моя!

— Прости. Но я так решил. Взять твою жертву на себя. Я не хочу выбирать между тобой и остальными. Я растворюсь в небытие. Время остановится, наконец прекратит тикать у виска. Капли часов перестанут бить меня, годы и века перестанут мелькать перед глазами. Все остановится. Все прекратится. Все станет далеким. Кроме любви. Я стану любовью. Я стану тобой, стану Им. Я буду всем и ничем. Невесомость без мыслей, без власти, без чужих душ. Кроме любви, твоей любви. Я не один, ты не одна. Я стану твоим дыханием, ветром в волосах. Буду снегом на твоих ресницах. Дождем, ласкающим твои щеки. Я не один, если ты будешь. Если ты будешь, Настя. Останься. Я так хочу.

Он терял личину человека. Под ним простирались перебитые крылья, которые догорали и осыпались в пепел подобно тлеющим головешкам бревен. Его лицо тоже серело, словно проступал пепел лет, покрывалась трещинами кожа. Под человеческой личиной обнажалось лицо демона. Зачем он говорил ей, что страшен? То было лицо павшего героя, измученного, уставшего грешить, жаждущего прощения и не находящего его. Это было олицетворение борьбы, смятения, страсти, боли, отчаяния и безнадежности. Он был прекраснее всего, что она видела когда-либо, и оттого пугал ее своим совершенством. Но прекрасное лицо, мелькнув на мгновение, стало сереть и покрываться пеплом. Ей казалось, он вог-вот осыплется. Она рыдала так сильно, что, казалось, выплачет сейчас все слезы, что были ей уготованы судьбой. Слезы капали на него и, шипя, испарялись, будто он был раскален. Но она прижимала к своей щеке его руку, чтобы последний раз почувствовать его прикосновение, его настоящее прикосновение. Пепел с его кожи прилипал к ее мокрым щекам и губам.

— Не уходи, демон, не уходи. Останься, живи.

И в то мгновение, когда легкий ветерок стал сдувать пепел с павшего демона, стирая его, крадя у нее, она в отчаянии крикнула:

— Хочешь, душу мою возьми, только не умирай, демон!

Но тут сильный порыв ветра вдруг налетел на нее, прижал к земле и унес с собой пепел падшего ангела, не оставив ничего.

— Анастасия… — Кто-то положил ей руку на плечо, но она смахнула ее. Жизнь без него разве имела смысл? Сейчас она хотела переиграть весь бой и умереть, зная, что он будет жить.

Рафаэль приземлился рядом с растерянно взирающим на скорчившуюся девушку Габриэлем. Отодвинув его в сторону, архангел нежно, но настойчиво развернул ее к себе, а когда она еще пуще разрыдалась при виде него, вытер ей слезы.

— Усмири свое горе, Анастасия.

Она всхлипывала и не могла остановиться.

— Нельзя быть такой эгоистичной. Он спас тебя!

— Он обманул меня! Он говорил, что бессмертен!

— Глупая девочка! — Ангел вытирал терпеливо ее слезы, которые катились по щекам. — Он стал уязвимым, потому что полюбил тебя.