Кошачья голова - Татьяна Мастрюкова

Очень трудно было сдержаться и не броситься к мучающейся Алине. Особенно когда она вдруг как-то обмякла и тихонько заплакала, совершенно по-человечески. Руки упали плетьми вдоль тела, плечи опустились, и старушке пришлось удерживать Алину, чтобы она не уткнулась лицом в свои колени, прямо в отвратительную рвотную массу. Тут потребовалась мамина помощь. Пока мама держала в объятиях дочь, знахарка ловко сдернула с Алины передник, стараясь не расплескать содержимое, завязала узлом и запихнула в туесок. Потом, не теряя времени, распахнула дверцу печной топки и кинула передник прямо в огонь. Тут же поднялся такой свист и треск, будто в печь засунули петарды.

А Алина обнимала маму, прижималась к ее плечу и продолжала плакать, как маленький ребенок, которому очень страшно и больно. Мама, когда рассказывала об этом, тоже заплакала и целую минуту сидела, закрыв лицо руками.

Потом Ульяна Ильинична и мама обмывали Алину наговоренной водой, знатка окуривала ее пучком каких-то трав, гладила ладонями по голове. Сестра под ее руками начала улыбаться и засыпать, продолжая прижиматься к маме.

Мама замолчала, плача и улыбаясь одновременно.

— Мам, ну теперь все? Все в порядке? Из Алины ведь все вышло, да? — с надеждой спросил я. У самого в глазах защипало.

Улыбка на мамином лице слегка померкла. Мама быстро вытерла слезы, выпрямилась и посмотрела на меня:

— Тут все не просто, Егор. Я тоже думала, что все в печке сгорело и теперь нашему кошмару пришел конец. Ульяна Ильинична потом будет пепел выгребать и еще какие-то с ним обряды проводить, но этого недостаточно. Чтобы совсем беса изгнать, нужно найти вещь, в которую колдун или колдунья засадили его при создании. А у нас такой вещи нет. Ульяна Ильинична говорила, что на кошачью голову сделано.

— И мне сказала кошачью голову искать! — встрепенулся я.

И тут же в памяти всплыл жадно пожирающий раков каженник. Вдруг он и кошек всех так же сожрал? Зачем я вообще об этом думаю?!

К счастью, мама не слышала моих мыслей и со вздохом продолжила разговор:

— Вот видишь. Если мы разыщем эту кошачью голову, через которую к Алиночке попало, то тогда навсегда сможем избавить ее… Надо эту голову уничтожить, и все пройдет. Больше никогда ее мучить не будет. А у нас сейчас только на семь лет заглушена эта проклятая Палашка, или кто там ею прикидывался.

— Только на семь лет! — разочарованно протянул я.

Мы с мамой замолчали, погрустнев и думая каждый о своем.

Вокруг нас ходили курицы, копошась в земле. И солнце жарило, как обычно, и где-то птицы щебетали. И все было так спокойно, по-деревенски, будто ничего никогда непонятного не происходило.

Мама вздохнула:

— Навсегда тоже можно было, но… Я так не могу. А вдруг обратно вернется еще хуже? Так нельзя. Не по- человечески это как-то…

Вот это номер!

— Мам, ты серьезно? Ты отказалась избавить Алину сразу и навсегда? Поверить не могу!

Мама посмотрела на меня с несчастным видом:

— Я думала, Егор, очень много думала. Я даже хотела Алине сказать, но не стала. Понимаешь, Ульяна Ильинична сама такое не делает, но могла бы направить к тем, кто практикует… В общем, надо на другого человека икотку эту перевести. Перенести на еду, на вещь, чтобы икотка поселилась у кого-то другого. Пустить по ветру на имя…

Судя по тому, как местные — даже деревенские пацаны — старательно соблюдают правило не делиться ни с кем едой и вещами, свои имена не говорить и руку не жать, практика переноса икотки цветет и пахнет. Ладно бы береглись только наши хозяева, к которым приезжают в дом с, так сказать, подтвержденным диагнозом. Вообще все!

Вон Касьяныч на лошадке даже не помог разгрузиться. А вот Федихин сам первым руку протянул! И представился. И ничего с ним не произошло плохого.

А со мной?..

Федихин мечтает стать колдуном. Я очень боюсь, чтобы Алинина икотка не перекинулась на меня. Федихин не соблюдает обережных правил со мной. Как там Михал Семеныч говорил: и знахарские слова получить, и при этом чертей не забрать. То есть себе — знания, а мне — нечисть.

Что же я только сейчас это понял?!

К счастью, отразившиеся на моем лице переживания мама приняла на счет своих слов и волнений. Она не поняла, что я в первую очередь думаю о себе. И очень хорошо, что не поняла, поскольку я сейчас же устыдился и сто раз себя мысленно пнул.

— Но ведь это означает, что мы станем такими же, как Лариса Игоревна, понимаешь? — Мама взглянула на меня умоляюще, словно боялась, что я стану ее укорять.

Блин, это не ей должно быть стыдно, а мне!

— Понимаешь, это значит, что какой-то другой ребенок будет так же страдать. Я так не могу…

— А нельзя было обратно Ларисе Игоревне вернуть, нет?

— Егор, нет. Ты предлагаешь порчу на нее навести? Сможешь?

Об этом я как-то не подумал… Гипотетически мне было все равно, на кого наведут, лишь бы не на нас. И вообще, если порчу наведет другой человек, а не я, пусть и с моей подачи, это же не считается. И что плохого, если Лариса Игоревна получит по заслугам? Это даже не месть, а просто ответочка. Карма, так сказать.

И вдруг мама добавила:

— А если это не она? Не Лариса Игоревна?

Об этом я тоже не подумал. И смутился. Но ведь и ее поведение, и Палашка говорила… Впрочем, этой нечисти верить нельзя.

Но ведь даже Ульяна Ильинична указала! Или нет? Или мы сами подсказали? Действительно, пусть мама решает, что лучше.

— И что нам теперь делать?

— Ульяна Ильинична сказала: «Как проснется, сразу уезжайте домой!»

— Мам… Она не говорила, что нельзя употреблять какие-то особенные слова? Что будет, если я опять вдруг скажу случайно что-то не то…

Мама внимательно посмотрела на меня, потом решительно притянула к себе и крепко обняла:

— А тебе Ульяна Ильинична особенно просила передать: ты ни в чем не виноват. И не был виноват. — И куда- то мне в затылок добавила: — Спасибо тебе, сыночек. Спасибо.

Я замер, не понимая.

— Мне так трудно было все это время, а ты ни разу не подвел. И не хулиганил, и поддерживал. Папа же всегда говорит: «Если что, опирайся на Егора». Я мимо ушей пропускала, а ведь папа прав. Прости меня, я совсем тебя забросила со всеми этими ужасами.

— Мам…

— Но ты справился. Ты не обижайся на нас, ладно? На Алину особенно.

Я крепко обнял маму в ответ. Если что-то случится, она точно так же будет заботиться обо мне, как сейчас — об Алине. В конце концов, у всех есть какие-то тараканы в голове, но это не важно.

Мы сидели вдвоем на чужом дворе у деревянной избы, в далекой деревеньке Никоноровке, вокруг нас клевали землю куры, припекало солнце, пахло медовыми полевыми травами и немного навозом. И казалось, что ничего плохого с нами уже не должно произойти.