Брабантский мастер Иероним Босх - Дмитрий Николаевич Овсянников

class="p1">Йерун предложил мастеру Яну идею с чудесными животными в качестве ездовых – тот выслушал с интересом, и кое-что, пусть только малую часть придуманного, художники взялись воплотить.

– Как ты предлагаешь выполнить это? – спросил мастер.

– Изготовим маски для лошадей и кое-что для украшения седел, – с готовностью ответил Йерун. – Даже попоны здесь не потребуются.

– А что скажут мастера-шорники? Ведь им придется воплощать твои рисунки в жизнь.

– Не думаю, что изготовление такого убранства окажется для них непривычной работой. В целом это гораздо проще и дешевле, чем изготовить парадный доспех для рыцарского коня – ведь работать предстоит не по металлу. Сражаться во всем этом всадникам тоже не придется. Но выглядеть будет незабываемо!

Чтобы лучше объяснить свою задумку, Йерун нарисовал на бумаге и вырезал силуэт лошади и отдельно – силуэт сидящего на ней человека. Затем, так же рисуя и вырезая, получил все детали карнавального убранства. Сложил вместе и показал мастеру и товарищам то, что получилось в итоге.

– Ну ты даешь! – вырвалось у Петера. – До такого додуматься – это же ух-х! И к чему тебе было год смотреть на бюргеров!

– Потому что именно бюргерам потом смотреть на наши с вами работы! – улыбнулся Йерун. – И получать от них удовольствие.

– И платить за них тоже будут бюргеры. – Мастер Ян одобрительно кивнул. – Словом, не будет публики – не понадобится и наше с вами искусство. Не стены же нам забавлять!

Художники придумали и сделали особенные маски для лошадей и мулов, а также некое подобие крыльев из легких деревянных дуг, часто усаженных гусиными перьями – их следовало прикрепить к седлам. С помощью такого убранства конь превращался в гиппогрифа. Всадник на нем смотрелся необычайно – издалека даже неясно было, сколько человек сидит в седле, и не одно ли существо гиппогриф и всадник. Таких гиппогрифов набиралось всего шесть, но, умело расставленные в процессии, они смотрелись неисчислимым множеством. Йерун и представить себе не мог, что сможет воплощать свои фантазии настолько быстро – всего год тому назад он еще только мечтал о подобном, будучи учеником своего отца в Босхе.

Однако сам праздник неожиданно принес Йеруну печаль. Он уже не удивлялся тому, что его то и дело посещают воспоминания об Адели – пускай и размытые временем, но оттого не менее явственные, чем прежде. Ведь все, что произошло тогда, что в конце концов привело его в Брюгге, в подмастерья к прославленному художнику Яну ван Акену, произошло совсем недавно. От этих мыслей Йерун становился хмурым и рассеянным и, случалось, подолгу не мог заставить себя работать – руки еле держали грифель и кисть. Юноша еще не знал, что никогда в жизни не сможет забыть Белую даму, хотя для него это не оказалось бы удивительным.

Но не любовь опечалила Йеруна на Эльдонке в Брюгге. Он вдруг поймал себя на мысли, что не рад людям. Целый год он наблюдал жителей и гостей города, подмечал интересное и забавное, запоминал, спешил сделать зарисовку и после написать краской то, что успел увидеть. И вот сейчас, когда людей вокруг было особенно много, причем все как на подбор нарядные и радостные, Йерун почувствовал, что не может разглядеть их так, как ему хотелось бы. Его взгляд скользил по праздничной толпе, ни на чем не задерживаясь, не находя зацепок. Сейчас, когда стоило бы повеселиться как следует и наглядеться на добрых полгода вперед, более того – полюбоваться на результат своего труда и труда своих друзей, Йеруну захотелось оказаться подальше от праздничной толпы. И хорошо бы одному. Или все же не одному? Не подстерегает ли его в одиночестве самая страшная, самая необоримая тоска, битком набитая безобразными альраунами или чем похуже?

Здесь же Йерун узнал новую для него праздничную забаву, какой не доводилось видеть в родном городе. Ее называли мавританским танцем – якобы подобным образом развлекались люди в восточных странах. Когда еще, как не во время Мира-вверх-дном, добрые христиане могли невозбранно уподобиться язычникам-маврам? Множество девушек стояло в широком кругу мужчин; каждый из них по очереди выходил из круга вперед и начинал плясать, выделывая коленца – то смешные, то сложные, а то и откровенно непристойные. Парни и девушки подбадривали его криками и аплодисментами, пока одна из дам, привлеченная движениями танцора, не выходила к нему навстречу. Она брала его за руку и уводила за пределы мужского круга – там танцевали уже сложившиеся пары.

Один затейник натянул между ногами, чуть выше колен, толстый ременный жгут, закрутил его и закрепил в нем длинный деревянный половник, а к животу привязал медную крышку от котла. Выйдя из круга, он слегка присел, при этом его колени широко разошлись в стороны. Крученый жгут резко натянулся, половник, прикрепленный между ног, подскочил вверх, звонко ударив о крышку. «Х-ха!» – гаркнул шутник. В толпе загоготали. Довольный парень еще несколько раз повторил свою похабную шутку.

– Верный способ найти себе подружку. – Петер указал в сторону мавританского круга. – Дескать, если парень не робеет кривляться на людях, наедине не сробеет и подавно! Йерун, дружище, ты куда?

– Тьфу…

В тот вечер Йерун, всегда открытый, веселый и разговорчивый, был мрачен. Он никому не говорил о том, что творится в его душе. Обыкновенно равнодушный к вину, в этот раз Йерун тихо и крепко напился, в конце концов провалившись в тяжелый сон без сновидений.

Мастера и государи

Три года Йерун провел в подмастерьях у мастера Яна. За это время он успел научиться многому. Он работал наравне со всеми, и через год после начала обучения мастер начал выплачивать ему жалование из денег, полученных за выполнение заказов. Дядя не раз поручал ему писать небольшие картины, чаще всего на библейские сюжеты – он стремился, чтобы племянник закрепил и развил способности к изображению людей. Впрочем, не забывал он и об орнаментах, цветах, птицах и прочем, любовь к которым Йерун принес из Босха.

Несколько раз Йерун получал письма из дома. Простые люди не имели ни возможности, ни обычая посылать друг другу гонцов с письмами так, как это делали сеньоры или служители церкви. Поэтому письма доставляли знакомые торговцы или монахи, которым доводилось проделать путь от Хертогенбоса до Брюгге. Тем же способом Йерун и мастер Ян могли отправить ответ.

Со слов отца Йерун знал, что в жизни города Босха со времени его ухода в Брюгге мало что изменилось. Своим чередом шла торговля на рыночной площади, трудились ремесленники городских гильдий, продолжалось строительство собора Святого Иоанна. Братство