Об искусстве и жизни. Разговоры между делом - Ирина Александровна Антонова

Марковна Шагал, дочь Шагала, принимала близкое участие в Илье Самойловиче, и он ей помогал получить вещи отца для выставки. Илье Самойловичу удалось также разыскать в Париже Дениса Дмитриевича Давыдова — потомка декабриста Давыдова — и получить от него кое-какие материалы, но важно другое — Давыдов познакомил его с Владимиром Николаевичем Звегинцевым[28], который передал портрет княгини Волконской с сыном, рукопись дневника Анны Олениной[29], а также ее альбом. Среди других встреч можно назвать еще одну, которая кажется просто анекдотической. Илья Самойлович взял такси и по дороге разговорился с таксистом, который оказался русским — таких таксистов тогда в Париже было очень много. В разговоре выяснилось, что у него находится большая часть рукописи Ивана Бунина «Жизнь Арсеньева», и он согласен ее отдать Илье Самойловичу, если тот отвезет посылку его родным, живущим в Подмосковье. Илья Самойлович притащил огромную картонку с какими-то вещами для сестры этого таксиста.

Была еще встреча с художником Юрием Анненковым, писателем Борисом Зайцевым, племянником Верещагина. В результате трех поездок Ильёй Самойловичем было получено около двадцати тысяч рукописей, фотографий, художественных произведений, в том числе много картин, рисунков, которые по распоряжению Министерства культуры были направлены в 17 архивов и музеев.

Да, кое-какие вещи он, конечно, привез для своей коллекции, большей частью то, что ему дарилось — много было подарено членами семьи Бенуа. Берта Ефимовна Попова — вдова известного владельца антикварной лавки — подарила ему два рисунка Александра Шевченко. Что-то было ему подарено художниками Юрием Анненковым и Сергеем Эрнстом, которые знали его работы и охотно шли ему навстречу. Что-то он, конечно, приобрел.

В своей коллекции Илья Самойлович очень ценил «Портрет графа Петра Толстого» Владимира Боровиковского, «Портрет Добужинского» Осипа Браза. А вот из очень неожиданного в его собрании имеется небольшая картинка на меди художника Ивана Летунова «Русские бани». Эту картинку ему подарил в конце 30-х годов, уже незадолго до своей смерти, художник и коллекционер Степан Петрович Яремич, причем он сказал, что она была им приобретена, когда он в течение четырех лет жил в Париже, и вот никак у него руки не дойдут, чтобы разобраться, что это за произведение и как оно попало в Париж. Илья Самойлович, который очень хорошо относился к Яремичу, решил заняться этой вещью. Ему удалось выяснить, что когда-то она была у издателя и собирателя Павла Петровича Свиньина, и в каталоге Свиньина было указано: человек Яковлевых, а именно такова была фамилия отца писателя Александра Герцена. Илья Самойлович копает дальше, но ничего не может найти. В 1940-х годах он начинает работу над томом «Литературного наследства», посвященного Герцену. И тут ему удается установить, что портреты отца и матери Герцена принадлежат Ивану Летунову, который был крепостным брата отца Герцена. А Летунов был тоже не один: определилось, какому Летунову эта картинка принадлежит. Идет работа дальше. Оказывается, с этих портретов работы Летунова Наталья Александровна Герцен — старшая дочь Герцена — сделала копии, и эти копии теперь находятся в музее Герцена на Сивцевом Вражке, а оригиналы портретов родителей Герцена хранятся в Швейцарии у правнука Герцена. Этим поиском Зильберштейн занимался урывками в течение многих-многих лет и узнал, что картина «Русские бани» была куплена кем-то из французов и вывезена, и поскольку она теперь вернулась обратно, получается, что произведение этого крепостного художника очень высокого класса, единственное в России — других пока не обнаружили.

Еще одна уникальная картина в собрании Зильберштейна принадлежит кисти художника Алексея Боголюбова и была приобретена у собирателя Константинова. Это был не широко известный коллекционер, может быть даже просто владелец одной картины. Почему Илья Самойлович ее приобрел? На этот вопрос дает ответ одна запись, сделанная им на отдельном листочке. «Манана Андроникова[30] два с лишним часа у меня просила дать ей тему для дипломной работы. Рассказываю ей о Боголюбове, это в сто раз больше, чем дипломная работа. Это превосходная кандидатская диссертация, это тема большой книги, и это даже докторская диссертация. А ведь четверть века назад я ввел в работу документальную литературоведческую ее отца». Это говорит о его увлечении Боголюбовым. Он очень любил его не только как художника, а как общественного деятеля и как внука Радищева — все это было для него очень важно. Ну и, кроме того, если вы посмотрите на эту картину, то увидите, что она написана от дома, в котором находилось «Литературное наследство», где Илья Самойлович проработал почти всю свою жизнь, и для нас это родные места, потому что это вид Волхонки, нашей улицы, если смотреть на нее от бульвара.

Выставка «Произведения русской и западноевропейской графики и живописи из собрания И. С. Зильберштейна». ГМИИ им. А. С. Пушкина, 1985. © ГМИИ им. А. С. Пушкина

Илья Самойлович задумался о судьбе своей коллекции, особенно когда основные вещи уже были приобретены. В предисловии к каталогу своего собрания Илья Самойлович написал: «Ни один истинный коллекционер не должен быть безразличен к судьбе своего собрания. Если коллекция стала значительной и представляет тот или иной интерес, она должна стать собственностью родины. В этом я вижу конечную цель собирательства». То есть уже в это время Илья Самойлович считал, что коллекция должна передаваться государству и продолжать радовать людей, именно в этом цель коллекционерства.

Большая часть коллекций Ильи Самойловича оказалась в нашем музее, что дало нам возможность образовать новое отделение музея — Музей [теперь — Отдел] личных коллекций. Конечно, это опиралось на личные взаимоотношения, которые возникли у Ильи Самойловича с некоторыми сотрудниками, в том числе и с Натальей Ивановной Александровой, но также и со мной. Мне кажется, что я знала Илью Самойловича всегда. Во всяком случае, я была еще студенткой Московского университета, когда слушала его выступления, бывала с ним рядом, еще не будучи знакома лично, на разного рода научных заседаниях, которые происходили во многих учреждениях, в Академии архитектуры, в университете и в других научных аудиториях. Потом мы с ним познакомились лично, и, конечно, большое значение для него имел тот огромный неподдельный интерес, который я и сотрудники нашего музея испытывали к его коллекции. Мне доводилось бывать у него дома, видеть его художественные сокровища. Наши сотрудники часто помогали Илье Самойловичу в поиске научных материалов и книг, которые дополняли его знания о принадлежащих ему вещах. Случалось, что хотя он и прекрасно знал тот материал, который собирал, но он советовался с нашими сотрудниками и с сотрудниками Третьяковской галереи.

И вот я сделала Илье Самойловичу предложение