Молчание сонного пригорода - Дэвид Галеф

— Спасибо. Правда, помогает, немножко. А можно мне теперь посмотреть телевизор?

Не такой реакции ждал я от своего слушателя, но подавил готовую набежать на лицо хмурую гримасу. Наоборот, я добродушно улыбнулся и удалился. В этом и был смысл: поднять ему настроение, а не заставить кататься по полу от смеха. Если ситуация в нашей семье не изменится, по крайней мере, над ней можно посмеяться.

В такой формулировке похоже на совет врача. У моих пациентов он давал противоречивые результаты. Когда вчера утром я принимал Р., она пребывала в глубоком унынии. Она так съежилась в кресле, что мне захотелось на секунду стать учительницей Алекса мисс Хардин и призвать ее: «Держите осанку!»

— Мы с Дуайтом вчера вечером страшно поругались, — вздохнула она куда-то в кресло. — Он считает меня паршивой хозяйкой.

— Как вы думаете, что заставило его это сказать?

— Он вернулся слишком рано. Пришел около половины шестого, а я не успела вымыть посуду. Он взял стакан из раковины и налил в него скотч. — Она помолчала. — А там еще со вчерашнего вечера оставалось немного бурбона.

Обычно после таких слов я бы подавил улыбку. На этот раз я открыто улыбнулся. Р. посмотрела на меня прищурясь, что должно было послужить мне предупреждением.

— Потом он вышел в коридор, а у меня оставался там пылесос, и он зацепился ногой за шланг.

— Вы шутите. — Я подумал о том, какая бы вышла комедия из всех этих домашних передряг. — Смех, да и только.

— Что вы хотите сказать? Он треснул пылесосом об стену. И разорался.

— Хм. Позвольте мне сказать по-другому. Что, если бы он поскользнулся на банановой кожуре?

— Тогда он обвинил бы меня… я не знаю в чем. В неправильном расположении фруктов в квартире.

— Хорошо сказано.

— Вам-то легко говорить. Вас там не было. — Ее губы сжались в тонкую линию, и после этого раскрыть их оказалось трудно.

Поэтому в разговоре с С. я изменил подход. Во-первых, после того как я поразил его своим образом настоящего мужика, мне стало казаться, что мы перешли на новый уровень откровенности. Но когда он пожаловался на то, что Шерил стала вести хозяйство из рук вон плохо, я не рискнул хохотнуть. Я даже не улыбнулся (хотя мне до смерти хотелось).

— Да, она бесится, потому что я не хочу нанимать уборщицу. — Он закатил глаза. — И теперь она типа отказывает мне. Я имею в виду, в супружеских обязанностях.

«Для некоторых женщин это не обязанность», — вставил Мартин, чьего голоса я давненько не слыхал. Сногз подчеркнуто промолчал.

— Как я понимаю, вы не находите это смешным.

Никто не смог бы нахмуриться сильнее, чем С.

— Что ж тут может быть смешного?

— Ничего, в этом и проблема. — Я сцепил кисти рук на колене. — Но иногда одной шутки достаточно, чтобы разрядить обстановку. Знаете, типа «невозможно жить ни с женщиной, ни без нее».

— Так говорил мой отец, а он женился трижды. Но в принципе что тут такого смешного? Это же чистая правда.

Наступил полдень. Я должен был быстро приготовить обед на двоих и вернуться в кабинет. Я открыл консервную банку и разогрел куриный суп, хотя знал, что Алекс его есть не будет, но это был правильный отцовский поступок. Для себя я как раз накладывал пюре из нута на лепешку, когда позвонил Джерри. Как обычно, он хотел поболтать, правда, торопился.

— Слушай, — дошло до меня, — я заполняю твой десятиминутный перерыв между пациентами, да?

— Я… я бы выразился иначе. Как там моя пациентка?

— Ты бы слышал, каких гадостей она мне про тебя наговорила.

— Что? А, ты шутишь.

— Ага, шучу, — положил лепешку на тарелку. — Как там Кэти?

— Все также.

— Дерьмово.

— Очень смешно. Слушай, может, я не вовремя позвонил?

— Извини. Просто Алекс болеет и остался дома. Не обращай внимания. Рассказывай, что там у тебя.

— Я тебе говорил, что на неделю запретил Саманте брать машину?

Кажется, за что-то такое вроде кражи, но нет, дело было в завтраках, которые ученики брали с собой в школу. У нее даже оказалась соучастница, еще одна девочка, она стояла на стреме, пока Саманта рыскала по сумкам. Она не съела взятое, но почему-то разбросала во время перемены. Многие ее боялись и решили не жаловаться. Но один мальчик все-таки пожаловался. Теперь Саманта должна была возвращаться домой сразу же после школы и каждый день печь печенье для тех школьников, с чьими завтраками она разделалась таким неуважительным образом.

Смешно? Я не стал углубляться. К тому же Джерри замучил меня своей книгой, у которой не было подходящей последней главы.

— Что ты думаешь насчет концовки? — беспокойно спросил он.

— Я за концовку. — Я посмотрел на бутерброд, которому до полного совершенства не хватало только кусочка помидора. — Слушай, мне пора идти.

— Да, мне тоже. Созвонимся потом.

Мы вместе повесили трубку. Может, надо было рассказать ему анекдот про маленькую девочку с фермы и коммивояжера?

Суп уже выкипал, и я вылил его в пластмассовую миску с нарисованными петухами. Уже половина первого. Я отнес миску в гостиную и крикнул:

— Горячий суп, горячий суп!

Еще я принес необычно разрезанное яблоко, каждый кусочек был похож на улыбающиеся губы.

— Это что?

— Это веселое яблоко. Если съешь его, у тебя на щеках появятся улыбки.

— Хм. Чепуха какая-то. — Но он все-таки взял кусочек, а когда я заглянул к нему через несколько минут, то увидел, как он с любопытством ощупывает щеки.

Я проглотил лепешку и выпил кофе и вернулся в кабинет. Послеобеденным пациентам я рассказал пару анекдотов, и они отреагировали так, как будто я устроил им настоящий праздник. Один сам пошутил. Отлично — сегодня я сделал нескольких человек чуть веселее. Между пациентами, за несколько минут до двух часов дня, я сбегал обратно в дом, чтобы проверить, как там Алекс. Он опять лежал на диване перед включенным телевизором. Почему-то он смотрел его вверх ногами.

— Ты как? — крикнул я по пути в туалет.

— Опять дос совсеб заложило.

— Если будешь так сидеть, станет еще хуже!

— Да? — Он не сдвинулся с места, но хотя бы не спорил.

Выйдя из кабинета в три часа, я заглянул в гостиную.

Никакого Алекса, только миска холодного супа и куча салфеток. В спальне его тоже не было.

«Попробуем обратить в шутку», — подумал я. На этот раз я сразу спустился в подвал и заметил, что одеяло вернулось в угол у топки. По обе стороны от него лежали коробка сырных крекеров и фонарик. Как будто поход в пределах дома. В середине одеяло сгорбилось, как будто под ним сидел маленький мальчик. Если он хочет здесь прятаться, пускай, может быть, он убегает сюда от родительских ссор. Однажды, когда мы с Джейн повздорили — из-за чего же? кажется, из-за того, какую туалетную бумагу покупать, однослойную или двухслойную, — я посмотрел на Алекса: он молча зажал уши руками и читал книгу. Вот так, пока мы растем, у нас формируются защитные механизмы. И если необходимость в них прошла, а они задержались, то тогда они превращаются в неврозы: если, скажем, твои тридцатилетние друзья затевают ссору в твоем присутствии, ты автоматически делаешь вид, что ничего не слышишь.