Божьи слёзы - Станислав Борисович Малозёмов

не пускай. Хороший у тебя мужик. Человек. Редко встретишь таких. Пить крепкого не давай. Опохмели его этим «алиготе» или портвешком двенадцатым. А утром пусть ко мне придет домой. Часов в восемь.

Егор Ильич сказал: «Вот же напасть!», повернулся, вышел и тихо прикрыл дверь. К охранникам поехал, не иначе. Наталья принесла две бутылки «алиготе», закуску всякую и выпили они с дорогим и любимым поровну. По бутылке. Он в себя пришел. А Наталья не сдержала слова своего. Напилась тоже. Потом ещё бутылку портвейна добавили на двоих и Витюша уснул. Укрыла его Наташа потеплее, отнесла всё обратно на кухню и прилегла рядом. В платье и тёплой кофте. Одеяла больше не было. Витюшу она в него завернула, а сама заснула не скоро.

Думала. Ждала Хохлова. Надеялась почему – то, что спасёт Витюшу и её только он. В школе сержантов пить не дадут, а она будет его и дома ждать, украшать комнаты, и ездить к нему станет часто. Хохлов обещал сразу уборщицей устроить в своём отделении. Сто рублей, сказал, платить будет ей управление районное. А там и сержант Шанин появится. Три месяца – это разве срок? Вот жизнь – это срок. Пожить бы только хорошо. В любви и доверии. Без вина треклятого. Ничего, получится всё если упереться! После этих мыслей задремала Наташа и провалилась в сон как в яму, где нет звуков и ничего не видно.

Шанин утром не понимал ничего и вспомнить не мог даже то, что напоили его охранники. Сознание возвращалось неторопливо, так как ездит по трассе совхозный автобус. Всем, кто внутри него, кроме шофёра, надо в город или из него как можно быстрее. У них и там дела, и здесь ещё побольше. А у шофера хреновая, вся в ухабах трасса, и строгое расписание, подогнанное и утвержденное профсоюзом под состояние долбанного дождями и ветрами асфальта. Нащупал Витюша под кроватью бутылку, не посмотрел на этикетку и опрокинул вонючую жидкость в нутро без стакана. Вермут это был местный. Откуда взялся- узнать было не у кого. Наташа работала на кухне. Сама, похоже, тоже хлебала этот вермут с похмелья, Потому как не полной была бутылка. Но хватило пока и того, что влилось и не попросилось обратно. Прижилось постепенно.

Завтракать Шанин не мог физически. Глотать получалось нормально,а вот разжевать конфету, оставленную возле подушки Наташей в виде закуски, не получилось. Челюсти не двигались и язык так высох за ночь, что его надо было отмачивать в чём – нибудь. Витюша пошел в комнату тёти Вали. Она – то тоже на кухне питала котлетами и блинами косарей. Вязальщики и охрана ели, судя по запаху, бифштексы и омлет с ванильным кремом, налитым сверху. У тёти Вали в белом шкафчике на нижней полке стояли пять бутылок водки и шесть – двенадцатого портвейна.

– Я бросаю пить.– Грозно сказал водке Витя и сунул одну бутылку портвейна за пазуху, а вторую вынес в Наташкину комнату, обулся, затолкал пузырь в валенок, накинул дерматиновую куртку, шапку забросил как попало на макушку и побежал к себе на делянку. Косить. Прибежал и обнаружил отсутствие ножа. Где забыл – пока не вспоминалось. Сел на снег, открыл бутылку, которая не очень мягко давила в валенке на ногу, глотнул раза три, потом набрал вина в рот и держал пока язык не стал мягкими не столь шершавым как драчёвый напильник. Проглотил. Стало тепло внутри и в голове мандраж с дрожью мозгов улеглись, утихомирились. Витюша протянул вперёд руку. Пальцы слегка дрожали. Но очень слабенько. Со стороны, возможно, совсем не видно было.

– Вот стал бросать пить, так с бодуна соскакиваю теперь быстрее и не так болезненно.– Сказал он вслух оптимистично. Почти радостно. Хотел ещё глотнуть пару раз, но помешал звук приближающегося мотоцикла.

– Живой? – Задал глупый вопрос «бугор» и сел рядом на корточки. – А я вчера подумал – не очухаешься. Траванули тебя Жорка с кентами, зеки  поганые, недоделанные. Я к ним рано утром заезжал уже. С Георгием поругался снова. Сами – то они смотрятся как помидоры спелые. Вроде как и не бухали вообще. Рожи толстые, круглые, лоснятся. Позавтракали как крокодилы. Водяра – отрава их не берёт. Так они, бляха, и влили в тебя вдвое больше, чем сами втроём заглотили. Это специально. Зацепил ты Жорку крепко. Челюсть ему при народе подвинул, ко мне, все видели, под дулом привёл. Да он ещё извинялся перед бичом. Унижение это для зека. Сторонись его. Этот не отпустит. Обиду долго не проглотит. Достанет тебя при удобном моменте. Вот твой нож.

Егор Ильич аккуратно уложил орудие труда перед правой Витюшиной рукой и собрался ехать. Но услышал звук приближающегося мотора легковой машины, которой здесь просто никак не могло быть. В паре километров от озера стояла будка с охранником. И шлагбаум. Человек с ружьём пропускал только знакомые грузовики, которые забирали камышитовые маты. Другие автомобилисты, даже заблудившиеся в степи, разворачивались и пилили обратно. Охрана на въезде была самой злой и хорошо подготовленной морально, и специалистом по боксу. Егор его выписал из «Спартака» на полгода за большие деньги. Охранники работали после занятий с ним как подлинные перворазрядники. А тут, блин, проехала легковая. Значит, не простые в ней ехали людишки. А таких надо встречать с объятиями и в хорошем настроении.

– Сиди тут.– «Бугор» побежал к мотоциклу. – Надо душевно встретить. Кабы, бляха, не по твою душу друзья твои нарисовались! Ждал ведь? Знал, что найдут?

– Знал.– Улыбнулся Витюша.

– Честь имею, Егор Ильич!– Услышал Витюша бодрый голос Хохлова. Он, умница, ухитрился из охранника имя «бугра» выманить. И вот тогда искренне радостно выдохнул Шанин. Потому, что и этот, очередной, довольно омерзительный жизненный фрагмент наконец – то вроде бы закономерно кончился.

Он поднялся. Задавил в желудке рвотный рефлекс от резкого движения вверх и, петляя, побежал сначала обнимать дорогого друга Андрюшу Хохлова, а потом забирать Наталью и Серёгу Ткаченко, да сматываться из этой клоаки в уже невыносимо долгожданное своё и Наташкино прекрасное будущее.

Глава четырнадцатая

Три раза Витюша падал самостоятельно. Он спешил, бежал вдоль зарослей прибрежных, путь сокращал.Он путался в ногах, которые не мог правильно ставить на лёд и дышал как астматик. С тяжкого похмелья по- другому и не могло дышаться. А когда до Хохлова и «бугра»,облокотившихся на капот «москвича» и над чем – то шумно смеявшихся, оставалось- то метров пятьдесят, не больше, точно в затылок Витюшин прилетел из камыша кусок льда в полкило весом. Очнулся он только