Любовная капитуляция - Сильвия Соммерфильд

Яков скакал во главе войска к Эдинбургу, не подозревая онезначительных, казалось бы, происшествиях, случившихся в различных местахкоролевства, — происшествиях, которым суждено было оказать самоесерьезное влияние на весь ход его царствования.

Городской центр Эдинбурга казался обезлюдевшим. Лавки имастерские закрыты и забаррикадированы, жители, способные носить меч, ушли,чтобы сражаться за своего короля, Якова III. Дома наглухо затворены, и свет непробивался сквозь закрытые ставни. Зловещая тишина, словно глубокой ночью,нависла над городом. Замок был тоже пуст, воины ушли вслед за королем, и многихиз них уже не было в живых. Улицы безлюдны, одни духи и приведения бродят поним.

Большие, нарядные дома в богатом квартале, где жилиаристократы, заперты на засовы. Внутри молчаливые женщины ждали весточки отблизких: ведь исход битвы был еще не известен.

В одном из домов, в комнате с обшитыми дубовыми панелямистенами оставались две девушки. Вот уже какое-то время они не проронили нислова, будучи поглощены мыслями о брате и представляя себе, как он с мечом вруках сражается в водовороте свирепой схватки.

Одна из них напоминала нежный цветок: бледная, с кремовойкожей и вьющимися черными волосами, заплетенными вокруг головы в тяжелую косу.При первом же взгляде на нее возникало ощущение хрупкости. Широко раскрытымифиалковыми глазами она следила за движениями второй девушки — та,не находя себе места, мерила из угла в угол комнату широкими, нервными шагами.

— Метаться по комнате, как тигрица по клетке — толку мало, — сказала брюнетка. — Новости от этого быстрее непридут.

Кэтрин Мак-Леод резко остановилась и обернулась. Если перваядевушка казалась воплощением утонченности и нежности, то Кэтрин была само пламяи порыв. Ее темно-каштановые волосы переливались в отсветах слабо горящегокамина, а на решительном, украшенном румянцем лице блестели зеленые глаза.

— Боже, как бы мне хотелось быть мужчиной! Тогда бы япоскакала с ними.

— Но ты же не мужчина.

— Проклятье! Хоть бы кто-нибудь принес одно словечко! Вдругон сейчас лежит раненый на поле?

— Кэтрин, все, что мы можем сделать, — этождать.

— Прошло уже столько часов с того момента, когда сообщили,что вот-вот начнется схватка. Наверняка она уже закончилась!

— О Боже, Кэтрин! Я так боюсь!

Кэтрин взглянула на младшую сестру, и лицо ее смягчилось:

— Ты нездорова, Энн: так полностью и не оправилась отлихорадки. Почему бы тебе не спуститься вниз и не лечь в постель?

— Я все не могу поверить, Кэтрин. У нас ведь тоже семья, имы все любим друг друга. Как это возможно — сыну восстать противотца... против своего короля?!

— Для меня это тоже за гранью понимания. Ему, конечно,отчаянно хочется стать королем, но этому не бывать.

— Кэтрин, ну а если...

— Не надо об этом!

— Но вдруг король и вправду будет разбит? Что... чтотогда должно произойти?

— Не тревожься, Энн. От плохих мыслей ты только ещебольше расхвораешься. В конце концов вряд ли сын короля будет воевать сженщинами.

— Но он здесь так или иначе объявится!

— Разумеется, если он хочет быть королем. Эдинбургслишком важный город, чтобы не побывать в нем. Но он здесь встретит совсем нетот прием, на который рассчитывает.

— Но если Эрик... Что с нами сделает новый король?

— Энн, успокойся, ляг и отдохни. Эрик страшнорасстроится, когда, вернувшись, найдет тебя такой.

— Пожалуй, я и в самом деле прилягу, — сказалаЭнн и с трудом встала.

Кэтрин хотела было проводить ее, но в голове у нее мелькнуламысль: если новости не приходят, нужно отправиться им навстречу и разузнать,чем кончилось сражение и что с братом.

Как только дверь за сестрой закрылась, девушка подбежала кокну, распахнула ставни и глянула вниз па булыжную мостовую. Пусто. Она вихремвыбежала из комнаты, второпях оставив дверь открытой.

Внизу царила угрюмая тишина. Распахивая настежь всепопадающиеся на пути двери, Кэтрин домчалась до кухни, где располагались люди,оставленные для их охраны. Когда она внезапно влетела в помещение, тевопросительно подняли головы.

— Оседлайте для меня лошадь. Если новостей нет, будемохотиться за ними сами.

Странная это была армия защитничков: конюхи, домашние слуги,цирюльник, портной и три воина при оружии.

— Госпожа, сейчас опасно куда-либо выезжать, а женщинетем паче. На дороге ничего не стоит наткнуться на воров и разбойников, поэтомулучше бы подождать...

— Я не спрашивала твоего мнения, Энгус. Седлай мне лошадь!Если ты намерен следовать приказу брата и заботиться о моей безопасности,можешь ехать со мной, — бросила она в лицо вскочившему конюху и,развернувшись, собралась было удалиться.

— Госпожа Кэтрин, госпожа Кэтрин! — бросился ей вслед слуга.

— Мой брат, может быть, ранен, а может быть, мертв! А тыхочешь, чтобы мы сидели тут?

— Да. Именно это и приказывал перед отъездом наш брат. Вы остаетесьв доме, а мы охраняем вас и вашу сестру, — обиженно ответил тот.

— Тогда оставайся и охраняй сестру. Мне хватит одногосопровождающего, остальные вольны оставаться здесь. Ну а если никто не хочет сомной ехать, я поскачу одна.

В глазах ее сверкнула решимость.

Энгус знал, насколько опасна эта затея. Но он знал также,что невозможно переубедить Кэтрин, если та что-нибудь решила. Она одна моглапереупрямить дюжину. Он невольно улыбнулся, та тоже улыбнулась в ответ;застегнув перевязь меча, он неохотно отправился за ней.

В конюшне лошади стояли под седлами. Энгус помог Кэтринсесть верхом, затем сам вскочил на лошадь. Они промчались по городу, и Кэтринпочувствовала, как томление неизвестности отступает. Она скакала, высоко поднявголову, свободно держась в седле; сквозь запертые ставни за ней наблюдали люди.Она им покажет, что такое смелость и достоинство Мак-Леодов! Она докажет, чтоничего не боится!

С грохотом всадники проскакали по булыжной мостовой кгородским воротам; те были открыты и оставлены без присмотра. Только при виденеохраняемых, распахнутых настежь ворот, Кэтрин осознала, на какой безрассудныйпоступок она отважилась, но решительно поскакала на юг. Дорога лежала передней, прямая, как стрела.

Они отъехали от города на три мили и одолели длинный, крутойподъем, когда зрелище, открывшееся перед ними, заставило их дернуть за поводьятак резко, что лошади испуганно захрапели и встали на дыбы: на горизонтепоказался большой отряд всадников; знамена веяли на ветру, на солнце сверкалиначищенные доспехи.