В чём секрет, Чарли? - Кристофер Эдж

Я спотыкаюсь, и бок пронзает резкая боль. Хруст веток неподалёку похож на ружейный залп – значит, чудовище приближается. От страха перехватывает горло; я оборачиваюсь и вижу, как из-за деревьев возникает Старый Крони.

Я перестаю дышать.

Он совсем рядом. Так близко, что видны выцветшие кровавые пятна на лохмотьях, в которые он завёрнут точно в саван. Голос Джонни Бейнса в моей голове произносит: «Старый Крони ест детей».

Теперь я ему верю.

– Диззи! – отчаянно зову я, но в ответ раздаётся лишь торжествующий вой неуклюжего страшилища – оно наконец меня настигло.

Сердце подкатывает к горлу. Не надо было сходить с тропы. Это владения Старого Крони. Я попаду в кастрюлю.

Старый Крони тянет ко мне руку; из-под складок окровавленного одеяния появляются заскорузлые пальцы. Увернувшись, я снова пускаюсь бежать.

Жаркий лес напоминает зелёный океан, где я тону, отчаянно пытаясь сделать последний вдох, прежде чем Старый Крони схватит меня и утащит в глубину. Я бегу что есть духу, но спотыкаюсь об упавший сук и запутываюсь ногой в плюще.

Я падаю, хватаясь руками за воздух. Время словно замирает; мгновение тянется, пока земля летит мне навстречу. Под гнилыми листьями я замечаю серый камень и понимаю, что сейчас будет больно. Одинокий луч света озаряет моё лицо – и тут же я слышу, как кто-то кричит:

– Чарли!

В черепе вспыхивает острая боль, и свет меркнет.

– Чарли… – Голос доносится словно издалека. – Чарли, ты как?

Сквозь сомкнутые веки я вижу свет. Розоватое сияние, испещрённое ломаными красно-чёрными линиями.

Больно. Нестерпимая резкая боль заполнила весь череп; но, когда я открываю глаза, сильнее всего болит висок.

Передо мной появляется лицо Диззи, обрамлённое листвой. Оно блестит от пота, тёмно-карие глаза полны тревоги.

– Тише, тише, – говорит он, когда я пытаюсь сесть.

За плечом у Диззи возникает ещё одно лицо. Обмотанное окровавленным тряпьём.

Старый Крони!

Я издаю испуганный крик и пытаюсь отползти, несмотря на головокружение. Но Старый Крони отводит лохмотья в сторону – и я вижу розовое потное лицо Джонни Бейнса.

– Так это ты! – кричу я, и от этого внезапного открытия во мне вспыхивает дикий гнев. – Никакой не Старый Крони, а ты!

На мгновение забыв о пульсирующей в мозгу боли, я с трудом поднимаюсь на ноги и бросаюсь на Джонни, собираясь вышибить из него дух. Но не успеваю нанести ему ни одного удара: деревья начинают кружиться, и в голове у меня вспыхивает фейерверк.

Я валюсь вперёд, но на сей раз Диззи успевает меня подхватить.

– У тебя кровь идёт, – говорит он и помогает мне сесть и прислониться спиной к пеньку.

Я подношу руку к голове, к тому месту, где боль сильнее всего, и нащупываю мокрое. В лесу уже смеркается, но, посмотрев на пальцы, я вижу липкую красноту, которая кажется ещё темнее. Это не пот, а кровь.

– Помоги мне, – просит Диззи, оглядываясь на Джонни, по-прежнему стоящего разинув рот.

Голос Диззи словно приводит его в чувство. Сбросив лохмотья, он неохотно отрывает от них полоску и сует мне грязный лоскут:

– На, перевяжи.

Диззи протягивает руку за тряпкой, но я качаю головой, и деревья снова начинают кружиться.

– Этим нельзя перевязывать, – говорю я, а перед глазами у меня всё краснеет.

– Ничего другого нет, – отвечает Диззи с неподдельной тревогой: кровь заливает мне глаза. – Не двигайся.

Иного выхода, кроме как подчиниться, нет. Я стараюсь крепиться, пока Диззи промокает мне рану носовым платком, а затем перевязывает её полосой ткани. От давления повязки голова начинает болеть ещё сильнее, но когда Диззи наконец завязывает узел, я понимаю, что кровотечение, кажется, остановилось.

– Пока сойдёт, – говорит Диззи, отступив на шаг. – Попроси маму помазать антисептиком, когда придёшь домой.

Джонни стоит рядом и наблюдает за мной. Углы губ у него приподнимаются в улыбке.

– Что смешного?! – рычу я, стараясь не давать воли гневу.

– Ты не представляешь, как тебя от страха перекосило, – усмехаясь, говорит Джонни и смотрит на окровавленные лохмотья, кучей валяющиеся у него под ногами. – Папа вытирает ими пол, когда разделывает мясо. А вы поверили, что я Старый Крони, да?

Я принюхиваюсь и понимаю, откуда исходит странный сосисочный запах. Подавляя дурноту, я поднимаюсь на ноги.

– Идиот, – говорю я, и деревья вокруг начинают шататься.

Я цепляюсь за пенёк, ожидая, когда пройдёт головокружение, но Джонни, кажется, не обращает на это внимания.

– Сами вы идиоты, если верите в сказки, – глумливо отвечает он.

Тени, окружающие Джонни, в меркнущем свете словно расползаются. Я делаю глубокий вдох и собираюсь послать его куда подальше, но тут внезапно заговорил Диззи:

– Это не сказка. Мы нашли на тропинке тайное послание.

Джонни смотрит на него и хохочет.

– Знаю я, что вы нашли, – говорит он медленно, подчёркивая каждое слово. – Кто же, по-вашему, оставил там эти палочки?

Диззи мрачнеет, и Джонни, кажется, это забавляет ещё больше. Он хохочет:

– Ну, вы как маленькие!

– Отвали! – кричу я, наконец собравшись с силами. – Ты сам как маленький – наряжаешься каким-то пугалом и крадёшься по лесу. Тебе что, не с кем играть? У тебя совсем нет нормальных друзей?

Ухмылка исчезает с лица Джонни. Он делает шаг ко мне, сжав кулаки.

– А с тобой-то кто захочет дружить? – Он бросает взгляд на Диззи. – Два урода. Ну и оставайтесь в лесу, вам тут самое место. А я пошёл домой. – С этими словами он разворачивается и шагает прочь. Ветки хрустят у него под ногами.

Я смотрю ему вслед. Деревья и кусты постепенно скрывают Джонни из виду. Наконец он исчезает в наползающей мгле.

– Кажется, он пошёл не в ту сторону, – говорит Диззи. – Ну и ладно.

Я смотрю на часы. Часовая и минутная стрелки направлены вниз – на полседьмого. Секундная стрелка, которая должна двигаться, замерла там же.

Я кручу шпенёк, но стрелки не двигаются. Похоже, часы сломались. И это тоже нужно будет объяснить родителям – помимо пятен крови на рубашке и повязки на голове. Меня ждут большие неприятности.

Я поднимаю голову. Свет меркнет; небо, виднеющееся в просветы, стало розовато-оранжевым. Сумерки медленно сочатся сквозь листву, наполняя лес темнотой. Судя по всему, уже далеко не полседьмого.

Перед моим мысленным взором предстаёт папа: он сидит за кухонным столом, и перед ним – батарея пустых бутылок. Он смотрит на часы. От резкой боли под повязкой я ощущаю дурноту.