Жена врага. Я тебя присвою - Вероника Колесникова

Сухость во рту настолько невыносима, что слизистую начинает жечь. Губы потрескались, словно я оказалась в гребаной пустыне. Голова болит, а верхние веки отказываются подниматься. Большого труда стоит открыть глаза. Несколько секунд я просто смотрю на потолок, покрытый чем-то странным…

Неужели это известка?

Что за бред?

Кажется, что ей уже лет сто никто не пользуется, если только жители далеких от цивилизации деревень…

Я вижу свисающую гирляндой паутину, но пока никак не могу отреагировать на нее, пусть и до ужаса боюсь пауков.

Все чувства какие-то заторможенные. Даже закричать не выйдет, потому что очень хочется пить.

Пытаюсь повернуться, но тело не слушается и плохо откликается на мои действия. Я поворачиваю голову и вижу старый деревянный комод, покрытый темным потрескавшимся лаком. Сколько лет он тут простоял? Что это за место такое? Я никогда не была здесь раньше. Неужели Давид придумал что-то извращенное и решил испугать меня, а затем заняться сексом в этом мерзком месте?

Голова идет кругом, будто я перекаталась на аттракционе «Цепочка», но я все равно силой скидываю ноги с кровати и заставляю себя сесть. Меня тошнит, а в области шеи неприятное жжение. Почесываю зудящее место и вспоминаю того незнакомца из женского туалета… Он говорил что-то о мести, а потом я потеряла связь с реальностью. Неужели меня похитили? Или это все проделки моего мужа? На такое у Давида вряд ли хватило бы мозгов. Он никогда не догадался бы сделать что-то подобное. Все его наказания сводились к жесткому сексу с поркой и принуждением. Хотя… Возможно, что-то уже просто вытравилось из моей памяти.

Поднимаюсь на ноги и иду к окну. Открываю его, выглядывая на улицу, вот только выбраться на волю не выйдет из-за ржавых металлических решеток. Вцепляюсь в них пальцами и со всех сил пытаюсь раскачать, но, несмотря на старость, они не поддаются. Видимо тот, кто строил этот дом, пытался сделать из него самый настоящий концлагерь.

Насыщенный кислородом воздух заполняет легкие, отчего голова начинает кружиться еще сильнее. Различные ароматы витают в носовых пазухах, и я не могу уловить какой-то определенный. Это место напоминает мне детство, которое я провела у бабушки с дедушкой в деревне. Сердце замирает от нахлынувших воспоминаний, но я понимаю, что сейчас совсем не то время, когда следует предаваться им.

Смотрю на улицу в попытке хотя бы немного представить, где именно нахожусь, вот только за окном темно, а где-то вдали кричат филины, пугая своими голосами. Мне становится страшно, и я прикрываю окно.

Это какой-то лес!

Неужели меня похитил маньяк?

И если так, то, что ему нужно?

Хочет денег?

Конечно, деньги у моего мужа были, и он мог заплатить их, вот только остановит ли это человека, который притащил меня сюда?

А если Давид не захочет платить?

Страх смешивается с чем-то животным, незнакомым мне. Возможно, это инстинкт самосохранения, желание вгрызаться в глотку врагу, отбиваясь из последних сил.

Нужно бежать.

Каким-то образом выбираться отсюда.

На цыпочках иду к двери, чтобы проверить, не заперта ли она, но половицы под ногами скрипят, и я жмурюсь от страха перед похитителем, который по звукам точно определит, что я уже пришла в себя.

Добираюсь до двери, дергая за ручку, но понимаю, что она заперта, и если я буду пытаться выломать ее, то точно подниму на ноги своего недоброжелателя. Сердце с силой ударяется о ребра от мысли, что со мной могут сделать.

Где искать выход?

Снова спешу к окну, увереннее хватаюсь за решетки и начинаю еще сильнее качать их. Кажется, мне становится лучше. Вот бы еще выпить стакан воды, чтобы немного восстановить силы. Металлические прутья начинают поддаваться, и я усиленнее раскачиваю их, надеясь, что смогу выбраться и сбежать. Куда пока бежать я не знаю, но главнее выбраться из этого логова маньяка, а дальше я со всем обязательно разберусь и справлюсь.

— Не советую портить мое имущество! — раздается за спиной голос с низкими вибрациями, и я вздрагиваю.

Подпрыгиваю на месте, продолжая цепляться за решетку. Не решаюсь обернуться. Боюсь смотреть в глаза врага. Кто бы он ни был, он похитил меня… Впрочем… Медленно разжимаю пальцы и оборачиваюсь в сторону мужчины.

Скольжу взглядом по его идеально сложенной фигуре. У меня даже немного дух захватывает, потому что это точно не псих, сбежавший из лаборатории, где на нем проводили исследования. Широкие плечи и крепкая грудь, груда мышц, обтянутых тонкой тканью майки. Взгляд скользит по ногам моего похитителя, ненадолго задерживаясь на «запрещенной» области. Как дизайнер я просто не могла не оценить его фигуру. Мне приходилось работать с мужчинами-моделями раньше, и этот явно мог порвать все рейтинги.

Провожу кончиком языка по верхней губе и немного морщусь от болезненных ощущений. Слюны слишком мало, ее не хватает, чтобы смочить губы.

Снова смотрю в лицо похитителя — глаза в глаза. Он больше похож на хищника, устроившего охоту. Что ему может быть нужно от меня?

— Если вы желаете получить выкуп, то можете просто позвонить моему мужу, и этот вопрос будет улажен… — хриплым голосом произношу я.

— Выкуп - последнее, в чем я нуждаюсь, милая! — смеется мой похититель, обнажая свои идеально ровные зубы.

Гулкие удары сердце замедляются. Я смотрю на своего палача и пытаюсь понять, какой именно интерес он испытывает ко мне, но на разговоры он явно не настроен и точно не станет делиться со мной своими планами сейчас.

Или станет?

Страх начинает потихоньку отпускать, и я думаю, что хуже уже вряд ли будет… Я прошла через огонь, воду и медные трубы. Вряд ли этот мужчина сможет придумать что-то похуже, а смерти я уже давно не боюсь.

Сергей

— Чего тебе нужно? —Белоснежка воинственно поднимает подбородок и облизывает юрким розовым языком губы.

Меня ведет от этого движения.

Даже сейчас – растрепанная, поверженная, она старается держаться с царской выправкой, показывая глубину пропасти между нами.

— Политический шантаж? — делает она новое предположение.

Качаю головой. Ей становится страшно – неизвестность всегда пугает.

— Если вы думаете, что из-за меня мой муж снимет свою кандидатуру с выборов, то ошибаетесь. —Анжелика прыгает с одной формы обращения на другую, и это выдает ее напряженную работу мысли, которая нарастает в голове. Мне кажется, если прислушаться, то будет слышно, как работают шестеренки в этой прекрасной головке. Усмехаюсь своей фантазии, и девушка напрягается еще больше.

— Что ты смеешься? — нападает она, и в глазах разгорается злость. Анжелика отбрасывает в сторону свой холодный царственный тон и становится самой собой.