Бочка но-шпы и ложка яда - Татьяна Полякова

— Кто просил? — нахмурилась Софья, наблюдая затем, как я вскрываю конверт.

— Подъехал парень на «Жигулях». Курьер,наверное, — пожала плечами Наталья. — Семеныч конверт принял — и комне.

— Сколько раз повторять, никакой самодеятельности, —вздохнула Софья. — Вам бомбу в руки сунут, а вы ее с благодарностьюпринесете в дом.

— Какую бомбу? — испугалась Наталья.

— Софья шутит, все нормально, — кивнула я. Натальяушла, а я нахмурилась, потому что к тому моменту уже извлекла письмо изконверта и ознакомилась с его содержанием. Письмо было лаконичным.

«Готовься к расплате».

— Что там? — насторожилась Софья. Я молча передалаей листок. Она взяла его в руки и тоже нахмурилась. — Вот зараза, подписинет. Как думаешь, кто это? — Я пожала плечами. — По-твоему, этосерьезно? Есть на нас какой грех, или злопыхатели?

— Кто ищет, тот всегда найдет, — философскизаметила я. — Но письмо серьезным мне не представляется. Кто-то решилпопугать накануне знаменательной даты.

— Кто-то из почитателей Артемьева, которого ты, по ихмнению, свела в могилу?

— В могилу Артемьева свело пьянство. Но кому этоинтересно?

— Не хотела говорить тебе, но в одной из газетенокпоявилась статья к годовщине смерти знаменитого писателя, и там черным побелому написано, что ты его отравила. А далее намеки на твои связи и прочее…Мол, оттого никто не удосужился провести следствие. То, что супругакремировали, болтунам лишь на руку.

— Это была воля покойного.

— Да плевать на нее, — отмахнулась Софья. — Ив земле бы полежал, невелика разница. — Тут она вдруг замолчала и ссомнением посмотрела на меня.

Я пожала плечами. — Зная его надоедливость.., чегодоброго, начал бы по ночам таскаться.

— О господи…

— Лариса Сергеевна, — услышала я. В дверях стоялСеменыч с очень решительным выражением лица.

В руках он держал гроссбух, которым потрясал в воздухе,точно щитом. — Чего это Наталья ругается?

Я все по правилам сделал, документ проверил, номер записал.Вот, Софья Андреевна, полюбуйтесь, у меня комар носа не подточит. — Онхлопнул гроссбух на стол перед Софьей и победно взглянул на меня.

— Чего тут? — буркнула подружка.

— «Жигули» номер 404 КИ.

— Служба доставки?

— Так точно. И документ соответствующий у молодогочеловека имелся. Иначе бы я не принял. Я правила знаю.

— Черта лысого ты знаешь, — услышали мы скрипучийголос, и все трое невольно вздрогнули.

На веранде появилась тетушка Сусанна в цветастом платье,соломенной шляпке и нитяных перчатках. Жизнь изрядно скрючила ее, она опираласьна дубовую палку, и если бы не веселенький наряд, запросто могла бы игратьБаб-ягу без грима. Злобное выражение физиономии сходству только способствовало.

Сусанна ткнула своей клюкой в сторону Семеныча и прошипела:

— Дармоеды проклятые. Расплодила, аферистка, саманепутная и всяческую шваль вокруг себя собирает.

— Иди, Семеныч, — поспешно сказала я. Он бочкомпросочился мимо Сусанны, пребывая в величайшем напряжении: старушке ничего нестоило огреть его клюкой, сила в ее тщедушном теле была прямо-таки фантастическая.

Но Семенычу повезло, он выскользнул за дверь без всякихувечий, не удержался и, пользуясь тем, что Сусанна теперь от него довольнодалеко, а главное, стоит спиной, досадливо плюнул.

— Чай они пьют, — продолжила Сусанна. —Бездельницы. А ты, лошадь здоровая, в коротких штанах, — комплиментадресовался Софье, — весь срам наружу, смотреть противно… Полный домдармоедов, а за порядком смотреть некому.

— Тетушка, не хотите ли чаю? — ласково предложилая.

— Пила уже. Три раза пила. Ты мне лучше скажи, кто ктебе шастает, бесстыдница? Только мужа похоронила, чтоб на нем, кровопийце, натом свете черти воду возили, а уже за старое? В монастырь тебе надо, грехизамаливать, а ты все…

— Если она уйдет в монастырь, вам придется переехать вдом для престарелых, — ядовито сказала Софья и улыбнулась от уха доуха. — Так что подумайте, прежде чем давать дурацкие советы.

— Тебя забыли спросить. Молиться тебе надо, —вновь обратилась ко мне Сусанна, — а не с мужиками шашни крутить.Бесстыдница.

— Тетушка, какие шашни? Я весь год в посту и молитве. Вэротическом смысле.

— А к кому тогда шастает? Значит, к этой голенастой.

— Вот уж нет, — возмутилась Софья. — Да счего вы взяли?

— А с того, что слышу. Две ночи подряд по коридорушмыг-шмыг, возле твоей двери затихнет, а через час назад — шмыг.

— Через час? Это не ко мне, — покачала головойСофья. — Я б своего до утра не отпустила.

— Слушать тебя тошно, — рыкнула Сусанна.

— Тогда с глупостями не приставайте.

— А вам не послышалось? — спросила я, нимало несомневаясь в правоте Сусаниных слов, что-что, а слух у старушки отменный, также, как и взгляд. Ей бы в милиции служить розыскной собакой.

— Мне не слышится, потому как я в трезвом уме пребываю.Водку ящиками не заказываю.

— Тетушка, вам никто не говорил, что подслушиватьнехорошо? — робко заметила я.

— Тебе в ноги мне поклониться надо, — возвысилаона голос. — На мне весь дом держится. Если б не я, ты давно бы по мирупошла с такими-то друзьями и советчиками.

— Давайте вернемся к тому, кто шастает покоридору, — дипломатично предложила Софья.

— Шастает, — удовлетворенно кивнулатетушка. — Две ночи подряд, либо к тебе, либо к Ларке.

У вас двери напротив, он там замирает, и более его, подлеца,не слышно.

Мы с Софьей с недоумением взглянули друг на друга. В том,что ко мне никто не «шастает», я была абсолютно уверена, но и в том, чтошастают к Софье, тоже сомневалась. Прежде всего, таиться ей ни к чему, еевозлюбленный мог появиться здесь вполне официально. А если не мог? Если он покакой-то причине вынужден хранить свою любовь в тайне?

Софья совершенно не способна иметь от меня секреты,непременно бы проболталась. Да и я заметила бы ее мучения, потому чтопо-другому словесное воздержание и не назовешь.