Бочка но-шпы и ложка яда - Татьяна Полякова

— С такой. Все знают, что он оставил две рукописи,возможно, даже четыре. Не мне тебе говорить, сколько это стоит.

— Не мне тебе говорить, — передразнила я, —что существует авторское право. Вряд ли вор заработает что-либо, кроменеприятностей. К тому же тебе прекрасно известно, что рукописей там нет. Вкабинете бумаги Артемьева, в которых по большей части ничего интересного.

— Это точно. Покойный, заботясь о будущих биографах,складировал в шкафах всякую дрянь. Но вор может и не знать об этом.

— Меня беспокоит другое, — нахмурилась я. —Сусанна где-то раздобыла бинокль. Послушать Наталью, так она сидела в дозоре,как заправский разведчик. Из ее комнаты отличный вид как на левое крыло дома,так и на правое. А что у нас в правом крыле?

— Студия Костаса, то есть теперь твоя студия.

Ты ведь обожаешь рисовать цветочки.., ух ты, черт, —простонала Софья, из чего я заключила, что до нее наконец дошла моямысль. — Думаешь.., а там даже штор нет.

— Какие шторы в студии? Художнику необходим свет. Хотяя-то могу и без света, то есть со шторами.

— Завтра же распоряжусь повесить. Еще бы узнать,привиделся ей ночной гость или у нас не только Сусанна проявляет излишнеелюбопытство.

Разумеется, разговор с Софьей меня не успокоил. Я пожалела,что в свое время не установила в доме видеонаблюдение. Может, стоило этимзаняться?

Гости стали прибывать после десяти утра. Мы с Софьейотправились на утреннюю службу, из церкви проехали на кладбище Выполнив волюпокойного, то есть кремировав его, я понятия не имела, что делать с прахом.Развеять его над водами Ганга не решилась, раз такого указания не было, но ведьне в доме же его держать? Чего доброго, кошмары замучают. Как всегда, выручилаСофья. Сначала она предложила построить для Артемьева мавзолей, но в концеконцов мы ограничились памятником на кладбище, где и установили урну с прахом.

На подходе к памятнику выяснилось, что нас успели опередить,плита была буквально завалена цветами. Мы внесли свою лепту в виде двух букетовроз, красных и белых, которые покойный так любил при жизни. Я всплакнула,разглядывая памятник, сделанный по эскизу супруга, когда он еще неоригинальничал и намеревался упокоиться, как все. Черный мраморный крествысотой два метра, у основания череп, лавровый венок и надпись: «Спи спокойно».

В оригинальном проекте значилось: «От благодарногоОтечества», но мы после некоторых раздумий решили, что Артемьеву стоило бытьскромнее, и обошлись расхожим пожеланием.

— Я сегодня всю ночь глаз не сомкнула, — заявилаСофья. — Все прислушивалась.

— И что? — поинтересовалась я.

Она пожала плечами:

— Ничегошеньки не слышала.

— Так, может, это хорошо? — неувереннопредположила я.

— Вот уж не знаю. Вряд ли Сусанне почудилось.

Если только она этого ночного гостя из вредности непридумала.

— Зачем?

— Ну.., чтобы внести в нашу спокойную жизнь необходимуюинтригу. Я вот что подумала: надо бы заняться кабинетом Артемьева, разобратьхлам, что он накопил за долгие годы.

Я невольно поморщилась.

— У меня на это совершенно нет времени.

— Я могу одна заняться.

— У тебя тоже времени нет.

— Придется найти.

— Мы же проверили: там нет ничего такого, что могло бы…

— А если этот придурок где-нибудь спрятал покаянноеписьмо?

— Бред, — отмахнулась я. — Артемьев оченьдорожил мнением потомков. Вон какой памятник себе воздвиг.

— Короче, ключ от его комнаты теперь у меня.

Кстати, кабинет Артемьева весь этот год был заперт, но ключторчал в двери. Я была уверена, что никому и в голову не придет совать тудасвой нос.

Наталья была только рада избавиться от лишней работы, дети ккабинету отца никакого интереса не проявляли. Правда, один раз я застала тамКристину в обществе ее бойфренда. Я шла по коридору и обратила внимание, чтодверь кабинета открыта, подошла и услышала, как Кристина что-то рассказываетсвоему другу — должно быть, решила, что знаменитый отец возвысит ее в глазахвозлюбленного, вот и привела юношу в кабинет-музей имени отца.

— Поехали домой, — позвала Софья. — Делневпроворот.

Мы зашагали к машине. Возле нашего лимузина притулиласьстаренькая иномарка, из нее выбрались необъятных размеров дама с фиолетовымиволосами и сухонький мужичонка неопределенного возраста.

Одет он был неопрятно, джинсы следовало бы постирать, нарубашке отсутствовали две пуговицы.

Дама также могла похвастать пренебрежением к своему туалету.Ворот трикотажной кофты растянут, рукава засалены, подол юбки спереди вздернут,и из-под подола нахально выглядывает комбинация.

Мы намеревались пройти мимо, но мужичок бросился ко мне,протягивая руки, точно собирался заключить меня в объятия.

— Лариса Сергеевна…

— Это что такое? — пробормотала Софья и на всякийслучай закрыла меня грудью, сверля мужичка недобрым взглядом. Едва ненатолкнувшись на Софью, мужичок досадливо крякнул и отступил в сторону.

— Позвольте представиться, — торопливо сказал он,стараясь смотреть исключительно на меня. — Хоботов Семен Васильевич. Яписал вам, и вы любезно…

— Да-да, помню, — вместо меня отозвалась Софья ипротянула ему руку:

— Софья Андреевна, секретарь Ларисы Сергеевны. Ждем вассегодня у нас в восемнадцать ноль-ноль.

— Благодарю, — разулыбался Хоботов и подтянул заруку пышнотелую даму. — Это моя супруга.

Рахиль Моисеевна.

— Очень приятно, — кивнула я и, помешкав,добавила:

— Разумеется, мы ждем вас вместе с супругой.

— Я в восторге от вашего мужа, — затараторилаона. — Я хотела сказать, от его книг. В совершенном восторге. Я всегдаговорила Семочке, Боря — гений, он достигнет многого. Правда, Сема?

— Да-да, дорогая. Моя супруга была очень дружна сБорисом.

— Он всегда показывал мне все свеженаписанное. Ах,какое это было блаженство сидеть возле камина и слушать его хрустальную прозу.

— Почему хрустальную? — удивилась Софья.