Тотальные истории. О том, как живут и говорят по-русски - Игорь Юрьевич Маранин

В день нашего отъезда СМИ Владивостока сообщили: «На территории Дальневосточного федерального университета снят запрет на алкоголь». Те, кто не читает дальше первых строк, так и не узнали, что дело касалось всего одной бутылки, да и то не распитой, а разбитой. Рука Вячеслава Белякова, координатора Тотального диктанта в Приморском крае, не дрогнула — такой уж народ жители портовых городов: уход в плавание они отмечают боем бутылочного стекла о корабль. Даже если этот корабль стоит на четырех колесах и ходит не по воде, а по асфальту.

Слава Беляков — ходячая энциклопедия Приморья. Детство его прошло в Лучегорске — шахтерском поселке на реке с дивным названием Контровод. Затем был Владивосток, учеба в университете, работа политтехнологом и политическим консультантом, знакомство с движением Тотального диктанта.

— Это случилось семь лет назад, — вспоминает он. — Взялся за организацию диктанта и думаю: с чего же начать, куда идти? Пошел в родной университет.

Беляков обладает способностью включаться в ситуацию с любого места, словно перемещение с корабля на бал и обратно — естественный образ жизни человека. Его движения экономны: ничего лишнего, только галстук плотно поджимает шею на официальных встречах и слегка расслаблен в дороге. Галстук подсказывает остальным, когда Вячеслав превращается в Славу.

* * *

Мы движемся по объездной дороге, оставляя в стороне Артем, и вскоре попадаем на федеральную трассу «Уссури». 111 лет назад во время Трансконтинентальных гонок, с рассказа о которых началась эта книга, где-то здесь утонул в грязи немецкий экипаж под управлением обер-лейтенанта Кеппена. Торжествующая The New York Times поместила фотографию с подписью «„Томас флаер“ и русский военный помогают выбраться немецкому экипажу». На ней русский офицер с помощью длиной жерди, подложенной под корму немецкого автомобиля, пытается приподнять ее, а американцы крепят трос, чтобы вытащить соперника. Говорят, немец в ближайшем городе отблагодарил американцев бутылкой шампанского. Получил ли что-нибудь за помощь русский офицер, неизвестно.

Из газеты «Владивосток» от 5 мая 1885 года: «Помимо распутицы, прекращающей ежегодно весной и осенью сухопутное сообщение с европейской Россией, жители Приморской области чуть ли не каждую весну лишаются возможности сноситься с Россией по телеграфу. То же случилось и в настоящую весну. По полученным нами сведениям, телеграфная линия повреждена выше Джалинды, на речке Кутуманде, куда лед с Амура занесен на 5 верст против течения».

Сегодня здесь современное асфальтовое шоссе, вместо телеграфа — интернет (он начнет пропадать только на отдельных участках в Забайкалье), и не приходится беспокоиться, найдется ли в нужный момент военный с жердью. Правда, дороги в России и поныне напоминают погоду: даже самые хорошие могут неожиданно испортиться. Вот и наш караван за Черниговкой попадает в краткую дорожную непогоду, и пара абзацев моих путевых заметок, сделанных на тряской колдобистой дороге, навсегда останутся нерасшифрованными.

Слава Беляков не дает нам скучать, рассказывая интересные подробности о родном крае. От него мы узнаем, что в Приморье работает одна из четырех официально разрешенных в России игорных зон. Расположена она в Муравьиной бухте города Артема и рассчитана в немалой степени на иностранцев. Китайцам из пограничных областей далеко добираться до подобной зоны в своей стране, и они приезжают играть к нам. Группы любителей подергать удачу за усы организованно пересекают границу на автобусах, проигрывают свои юани и доллары и так же организованно возвращаются домой.

Беседу то и дело прерывают телефонные звонки и запросы в мессенджерах: СМИ атакуют нашего спикера всеми возможными способами.

— Что должны были привезти? — прерывается на звонок Беляков. — Жилетки? Да-да, все привезли, все получили!

И начинает рассказ о приморском винограде. Некоторые сорта его («амурский», «приморский») чересчур кислы и в пищу не идут. Зато из них делают вино со своеобразным дальневосточным вкусом. Но достать это вино проблематично — напиток производят в основном для закрытых клубов.

Перед Уссурийском дорога ныряет между поросших лесом сопок, и едва показывается город, как она снова срывается вниз, скрывая его от жадных глаз путешественников. Мы все еще в четырехмерном пространстве: поселок, издали показавшийся справа, вблизи может вынырнуть слева, а мелькнувшая у вершины сопки деревенька оказаться в котловине. Возле Уссурийска впервые появляются хвойные деревья — это западный край основанного в 1932 году заповедника. В глубине его, на южных склонах гор Пржевальского, сохранились единственные в Приморье лиановые леса. Там бродят в поисках добычи гималайские медведи и амурские тигры, роют землю большими носами свирепые кабаны и таятся в засаде восточносибирские леопарды. А в пожухлой прошлогодней траве, под ворохом сброшенной и перепревшей листвы, под мягкой подушкой мха уже просыпаются занесенные в Красную книгу реликтовые тараканы.

— Наш автопробег проедет десять тысяч километров, — наговаривает на телефон очередное интервью Вячеслав, — и завершится в городе Таллине, нынешней столице ТД. Несмотря на то что мы в начале пути, а дорога дальняя, случиться может всякое, мы полностью уверены в успехе, хотя уже заехали не туда!

Все ошарашенно смотрят на Славу. Ирина Борисовна Череповская приподнимает бровь, выказывая крайнюю степень изумления. Беляков только что на всю страну объявил: автопробег заблудился через пару часов после старта! Висит пауза — немая, как в синематографе столетней давности, когда слово «фильм» в русском языке имело женский род и писалось в газетах как «фильма».

— Не туда?! — вырывается у Ребковец.

— Сбились с пути, — невозмутимо подтверждает Беляков.

Мы выглядываем в окна: неужели за ними другой город, а не Уссурийск?

— Не на ту улицу свернули. Сейчас выедем куда нужно, — с невинным видом Слава рассматривает наши кислые лица и добавляет: — А интервью раньше закончилось! Я сбросил звонок, когда сказал, что мы заблудились.

Ребковец смотрит на него с неясно транскрибируемым выражением: то ли хочет расцеловать, то ли убить.

* * *

Заблудились мы из-за улицы Агеева. От нее отходит множество лучей, вот мы и промахнулись, проехав нужный поворот. Сто лет назад эти улицы-лучи назывались в честь людей, осваивавших Дальний Восток: Хабаровская, Унтербергеровская, Муравьёвская, Барановская. Сегодня по их названиям (Ленина, Некрасова, Советская, Горького) невозможно определить, в каком городе находишься.

На центральной площади нас ожидает группа школьников под предводительством Иды Ким, организатора Тотального диктанта в Уссурийске. Ее коричневое пальто мелькает среди разноцветных молодежных курток, а большой фотоаппарат выдает принадлежность к журналистской братии. Ида — редактор отдела рекламы и корреспондент уссурийской газеты «Коммунар»: в 2012 году эта газета стала координатором первого в городе Тотального диктанта.

— Получается, попала в диктант по работе, — шутит Ким.

Школьники (преимущественно девчонки) выстраиваются полукругом, и через минуту Ирина Череповская уже записывает местные народные топонимы Сахаруха и Межуха (просторечные названия районов