Молоко Жаръ-птицы - Маргарита Станиславовна Сосницкая

мертвого,

Счастье живым в их родной стороне.

22.09.2009

Человек и пространство

Я устала бороться с пространством

И устала его побеждать.

За калитку б не выбираться,

Лечь под яблоней звезды считать.

Невозможно с пространством бороться

И нельзя до конца победить,

Лишь добрался домой до порога,

А порог стал началом пути.

Столько раз я его зачеркнула

Черным мелом железных дорог,

Столько раз я его обманула –

В том ковёр-самолет мне помог.

А пространство опять непочато,

Хоть умри, как Никитин, в пути.

Так закройся, калитка, на ключ из булата

И пространство ко мне не впусти!

22.11.2009

Талисман

Садится солнце в топаз на перстне –

В коньячном тонет океане:

Снопы огней, мерцаний в бездне,

В моем заветном талисмане.

Щитом от злобных слов и взглядов

Будь, талисман, без-сменный мой!

Не нужно мне несметных кладов –

В топазе солнце ношу с собой.

29.04.2010

Видение

На коне,

с чьею гривой сплелись мои волосы,

Скачу в ослепляющей тьме,

Держа факел огненным колосом –

Тьма шарахается под ноги, в стороны

С воплями, воем и стонами,

А свет ликует, будто оркестр,

С порывами ветра наперехлест.

Пригнувшись, скачу на коне,

За спиной вырастают крылья,

И, корчась, погибают в огне

Ложь, раздоры, насилья.

Золотая камея

Осень обостряет ощущение трагизма,

Краски мира ярче и живей,

Нет капитализма, коммунизма –

Вечный Бог в сиянии лучей.

Красные деревья, словно раны,

Листья крови струйками текут

На поблекшие, на бурые поляны,

Журавли то ль плачут, то ль поют.

Осень, осень, я целую в губы,

Воздух твой и красок торжество!

Пусть трагизм, терзая сердце грубо,

Воскрешает к творчеству его.

10.10.2011

Ночь светла

Инокиня бледная луна

Зимней ночью вышла на дорогу,

Но её сутана не черна -

В блёстках звёзд, снежинок и сугробов.

Взор смиренно опустила долу,

Отрешенная улыбка на устах…

Молится ль? Прислушивается к Слову,

Зарождающемуся в высших тайниках?

Или мирно созерцает землю –

Запоздалый путник вдруг пройдёт…

Для него в ночи, не дремля,

Ясный свет неутомимо льёт.

Инокиня бледня луна

Еженощно ходит на дорогу,

Чтобы ночь была светла

И служила Богу.

11.01.2011

Ноктюрн

Ночь, не дари сегодня роз

И фейерверковых букетов!

Покоя просит ясный мозг

И сна до доброго рассвета.

Не шли мне, ночь, императриц

И Николая Гоголя;

Покойная подруга, не приснись!

Уснуть бы, вас не трогая.

Хотя к чему самообман?!

Ночь турбулентна, песенна;

Роз лепестков поднялся ураган,

Ох, будет до рассвета весело…

28.03.2011

Земной небожитель поэт

Я – из храма поэзии,

дочери музыки и гармонии;

Возлагаю венки к ногам Музы

и воскуриваю благовония.

Из лазурного-белого храма, где Зевесом

восседает гекзаметр в окружении ямбов, хорея,

Чьи дары за волшебной завесой

принимаю, благоговея.

Я – из храма поэзии,

каждый камень, колонна

Исступленно здесь мной оцелованны,

Здесь витают Гомер, Сапфо, Лорка

И русские маги слова сонмами.

Я из храма поэзии

не хочу уходить,

Поэтому не заканчиваю стихотворение,

И оно будет вечно трубить,

Что поэзии нет завершения!

Подмастерье в «цеху поэтов»

Пуля у меня в желудке –

Коготь железный дракона, –

Но не в меня пальнули –

В Николая Степановича Гумилёва.

І

«Огнезарая птица победы

(чуть) коснулась крылом и меня» 1

И я, точно мой вещий предок,

Отпустил на свободу коня,

Но к кудеснику или гадалке

Недосуг обращаться, чтоб

Знать в лесу, на опушке иль в балке

Пустят пулю мне в грудь или в лоб.

А пока огнезарая птица

И меня озарила крылом,

И погоны кавалериста

Золотым заиграли огнем.

ІІ

«на согретом солнцем утесе

нежится», спит молодая «пантера»,

и ей снится весна на Родосе,

где была она черной гетерой.

Босиком на камнях танцевала,

Белоснежный роняя хитон, –

Будто черное пламя пылало,

Голубой подчеркнув горизонт.

И мечтала на дальнем Родосе

Чернокожая диво-гетера,

Как на солнцем согретом утесе

Молодая заснула пантера.

ІІІ

«мне отрубили голову, и я

(весь) истекая кровью, аплодирую»,

«Палач» раскланивается гибкий, как змея,

Взмахнувши палочкой волшебною – секирою.

Я вижу, кровь моя размашисто, ветвисто

Течёт по солнцем обожженному песку,

С гуденьем сводов, пением и свистом

Выводит ярко за строкой строку.

Палач бледнеет. И взмахнув секирою,

Мне голову отрубывает вновь,

А я невозмутимо аплодирую:

Живой водою пишет моя кровь.

IV

«…я никогда не смог бы догадаться,

что от счастья и славы дряхлеет сердце».

Ради счастья я с Анной мечтал обвенчаться,

Ну а слава нашла нас в атаках на немцев.

Если б кто-то сказал, ни за что б не поверил,

Что от счастья и славы в сушёную грушу

Кавалер двух крестов, открыватель Америк,

Превратить может сердце и душу.

Счастье с Анной мне выпало адское,

Ну, от славы и мертвому мне уж не деться.

Лучше б мне никогда не пришлось догадаться,

Что без счастья дичает остывшее сердце.

V

«высокий, стройный, сильный

с закрученными русыми усами»,

Он гонок чемпион автомобильный,

Летающий еще на аэроплане.

А вечером, в кафе, где пурпур, позолота,

Шампанское с друзьями распивает он,

Рассказывая об опасностях полёта…,

Чтоб дама слышала поодаль за столом.

Она вздохнет, посмотрит замогильно,

Нагие плечи нежа соболями,

И он поклонится ей, стройный, сильный,

С закрученными русыми усами.

СТИХОЗОДЧЕСТВО

(вместо манифеста 2)

Поэт переживает различные стадии формаций человечества: от доисторических и древних до неокосмических эр. Он не просто представляет их, а поселяется в них и живет день, столетие или всего один лунный вечер, а затем возвращается в настоящее, как на базу, которая служит ему связкой всех времен. Здесь он может рассказать современникам и потомкам то, что видел своими глазами в иной эпохе. Непоэты не имеют права ему не верить: они там не были…

Иногда поднимается некий занавес и другое время или какая-то философская модель предстает поэту во всей очевидности, динамике, со своей неоспоримой логикой, и, если он успел зафиксировать откровение на бумаге, оно остается, а нет, то занавес упал, наступила непроглядность, и невозможно вспомнить, что же это было. Хуже, если записи откровений необъяснимо утрачены, их невозможно восстановить, т.к. это не вопрос памяти, а некоего сверхзрения.

Составление сборника за период длиннее жизни некоторых великих поэтов – Михаила Лермонтова